– Почему же только у вас? – возмутился генерал Казимир. – Мои ландскнехты готовы грудью проложить дорогу хоть сквозь полчища врагов, хоть сквозь непроходимые скалы! Скажете мне тоже – по воде! Да ваши канонерки и взрывать не нужно. Они сами тонут, стоит им только отойти от причала!
– Что?! – едва не задохнулся гранд-адмирал. – Да если бы не пушки моих канонерок, то что стало бы с вами и с вашими ландскнехтами под Слатиной?
– Замолчите оба! – застонал владыка. – Нашли время! А что скажешь ты, Август? – обратился он к самому молодому генералу в алой венгерке воздухоплавателя, стоявшему ближе остальных. – Мне уже передали, что ты со своими ястребами на днях сжёг вражеский дирижабль. В последнее время хотя бы аэронавты меня чем-то радуют.
Застывший невидимой тенью за спиной гранд-командэра Августа генерал Юлиус так громко и брезгливо хмыкнул, что в его сторону обернулся весь зал.
– Юлиус, что не так? – возмутился владыка.
– Удивительное дело, ваше высочество! – выступил вперёд командэр. – Стоит двоим подраться, как тут же найдутся пятеро героев и десять заслуженных ветеранов, утверждающих, что именно они играли первую скрипку в этой драке. Но при этом даже не скрывающих, что не понимают, о чём идёт речь?
Между гранд-командэром воздухоплавателей Августом и командэром Юлиусом тянулось старое противостояние, и друг друга они откровенно ненавидели. Открыто побаивающийся дирижаблей и поднимавшийся в воздух крайне редко, гранд-командэр Август пребывал в слабом здоровье, в раскачивающейся гондоле легко укачивался, а в своих решениях проявлял откровенную трусость. Но в противовес своим слабостям он был чрезмерно тщеславен и ничуть не стеснялся приписывать себе чужие подвиги. Стоило где-нибудь в небе Дакии сгореть венгерскому или австрийскому дирижаблю, как он тут же заявлял, что это именно его пуля положила конец врагу. Ну или в крайнем случае – это он вёл эскадру в бой. Не смущала его даже уйма свидетелей тому, что гранд-командэр даже не покидал столичный замок. В отличие от командующего воздушным флотом князя Августа, командэр Юлиус был и решителен, и смел, и лучше остальных разбирался в дирижаблях, но… отец его занимал пусть и высокую, но далеко не первостепенную в Дакии должность главного инквизитора. Гранд-командэр Август же был племянником самого владыки. Оттого и клокотала в груди генерала Юлиуса ярость от подобной несправедливости, и при любой возможности он старался показать истинную ценность гранд-командэра, на должность которого он давно примерялся в своих сокровенных мечтах.
– Тот австриец был прижат к земле «Августейшей династией», а завершили его агонию пушки генерала Казимира! – Командэр обернулся к благодарно кивнувшему генералу и, став перед владыкой, демонстративно заслонил собой гранд-командэра. – Ваше высочество, наверняка граф Горчаков хотел сказать, что, как обычно закрывая грудью гвардейцев нашего наследника Александра, обезопасить его в полной мере мы не сможем. Нужно нечто другое.
От владыки не ускользнуло, как бестактно поступил Юлиус в отношении Августа, но изменить что-либо он не мог. Он всё понимал, но был мягок, добр, сентиментален и очень любил племянника, прощая ему все его слабости. И лишить Августа алюминиевых эполет, от вида которых дамы на балах исходили томными вздохами, он тоже не мог. А потому смотрел на вражду воздухоплавателей сквозь пальцы, решив, что будь как будет, и пусть каждый занимается своим делом – Юлиус ведёт в бой дирижабли, а Август блистает на балах.
Подарив ободряющую улыбку поникшему племяннику, владыка нехотя кивнул Юлиусу:
– Продолжай.
– Конфедераты сильны хитростью! – Генерал посмотрел на графа и дальше обращался только к нему: – Но мы должны их перехитрить!
– Да не тяни уже! – недовольно одёрнул его владыка, давая понять, кто здесь главный и к кому Юлиус должен обращаться. – Если чего придумал, так выкладывай. А если нет, то не морочь голову ни мне, ни графу.
– Ваше высочество, отловить всех шныряющих в лесах конфедератов мы не сможем. А вот пустить по ложному следу – вполне!
На этот раз заинтересованность проявил граф Горчаков. Ему начинал нравиться дерзкий генерал и ход его мыслей. Что-то подобное хотел предложить и он сам.
