– Императора России!
Больше сдерживаться Смородин не мог и заржал, перепугав чинно склонивших головы братьев. Он вдруг понял, как их водили за нос! Зеркала! Как он не догадался об этом сразу? Стол с зеркалами между ножками, отражающими пол и создающими иллюзию, что под ним пусто. Дешёвый цирковой номер, известный любому фокуснику. Так сказать: первый класс, первая четверть циркового училища!
Проясняющий поднял на него возмущённый взгляд, и тогда Миша подарил ему жидкие аплодисменты:
– Браво! Тебе осталось проглотить раздвижную шпагу, и я пойду продавать билеты!
Но неожиданно его сарказм пресёк Александр:
– Флагман, замолчите, – шепнул он с неподдельным ужасом в голосе. – У вас нет ничего святого. Ваши дикие выходки возмутительны.
– Сашок, раскрой глаза, – попытался объяснить князю смысл фокуса Смородин. – Подойди ближе и дай этой голове хорошего щелбана. А дальше сам всё увидишь!
– Уведите их из обители небытия! – вмешался в спор Проясняющий, и Мишу с князем тут же вытолкали в соседний зал через узкую щель в стене.
Выйдя следом, властитель положил руки на плечи Александру и торжественно произнёс:
– Ты не врал, юноша! Посланец по ту сторону жизни, оттуда, откуда возвращаются, лишь повинуясь моему приказу, признал в тебе императора.
– Скажи своему посланцу, что он уже может вылезать из-под стола и пусть присоединяется к нам, – не унимался Смородин.
Тогда Проясняющий, словно увидев впервые, наконец-то обратил свой взгляд на Мишу.
– А ты? Тебя я вижу насквозь! Ты избежал плахи, служил генералу с золотыми эполетами, горел, падая с небес. Всё это не спрятать от моего проникающего взора!
– Какая проницательность! – покачал головой, ухмыляясь Смородин. – Особенно, если перед этим расспросить обо мне у Прохора.
– Всё верно… – неожиданно признался Проясняющий. Окинув Мишу задумчивым взглядом, он добавил: – Всё, как и говорил Прохор – умный и неверующий. Такой мне не нужен.
– Ещё бы!
– Юный император, – отвернувшись от Смородина, Проясняющий потянул шлейф мантии к Александру. – А твои мысли сродни суждениям твоего флагмана?
– Нет, – подавлено ответил князь. – Мне стыдно за его невежество.
– Но его речи вносят в твой разум смятение? Сомнения гложут твою душу? Не стыдись, мой мальчик, в сомнениях рождается истина!
– Простите флагмана Михая, – ещё тише прошептал Александр. – Порой он бывает несносен.
– Отчего же? – вдруг обнял его за плечи властитель. – Все неверующие словно глупые дети. Им не хватает разума познать непознанное, и они хотят потрогать всё собственными руками. Что ж, твой флагман подверг сомнению моё учение, и он не верит в мою силу вызывать посланцев из небытия? – Проясняющий щёлкнул пальцами старшему брату. – Он хотел посрамить меня, но будет посрамлён сам. Принесите нам признавшего императора Фабиуса. Ну а вам, мой юный друг, я хочу сказать, что вы непременно должны посетить обратную сторону бытия. Да-да, я отправлю вас за черту и верну обратно. Взойдя на трон, вы должны иметь просветлённый взор! Я позволю вам встретиться с мучеником Иезусом! Разве не это высшее благо для любого верующего в нашего Господа? Вы будете выше всех императоров, каких знала наша история, потому что вы познаете истину из уст самого святого Иезуса!
Александр слушал Проясняющего, не смея шелохнуться. Он поедал взглядом спрятанные под густыми бровями глаза властителя, боясь пропустить даже едва слышимый вздох.
«Вот так и засераются мозги! – подумал Смородин, глядя на раскрывшего рот в немом благоговении князя. – Как мало нужно, чтобы сделать из человека послушную марионетку, готовую по щелчку пальца отдать своё сознание на забаву другому, более циничному, наглому и чтобы непременно отъявленному негодяю».
Вернулся старший брат. На вытянутых руках он нёс поднос с головой. Миша взглянул на его ношу и почувствовал, как факелы на стенах качнулись в помутившемся сознании. Голова была та самая – с длинными волосами и носом-картошкой. Но теперь прежде розовые щёки стали серыми, а глаза впалыми. Стекавшую кровь старательно подтирали, но она всё равно набегала вокруг среза бурым кольцом. Длинные волосы вобрали её вдоволь, чтобы перекраситься из чёрного в грязный цвет запёкшейся плазмы.