Аэрокондиционированный кошмар - страница 15

, вероятно, не больше. Но как восхитителен этот вечерний час у Форда! Каждый раз, когда я слышу, что он наступил, я вспоминаю о Селине — Фердинанде, как он себя величает. Да, я представляю себе Селина в толпе у заводских ворот. Возьмут ли его на работу? Конечно, возьмут. И его берут. Он проходит крещение, крещение своей смешной беспомощностью среди оглушительного грохота и гула. На нескольких страницах он поет чудесную песню о машине, свое благословение тому, что это счастье пролилось ливнем на человечество. А потом он встречает Молли. Молли — просто-напросто шлюха. Ну, вам знакома другая Молли, из «Улисса», но детройтская проститутка Молли куда лучше. У Молли есть душа. И душа Молли полна благостного млека. Селин воздал ей хвалу в конце главы об Америке. И это примечательно, потому что со всеми другими своими персонажами он рассчитался совсем иначе. Молли отмыта добела. Верьте или не верьте, но Молли выглядит величественней и грознее, чем гигантское заведение мистера Форда. Да, самое прекрасное и неожиданное в главе Селина о Детройте — то, что он заставил тело шлюхи восторжествовать над духом машины. Вы и не подозревали, прибыв в Детройт, что здесь может иметься такая штука, как душа. Слишком уж здесь все ново, блестяще и безжалостно. Души не растут на заводах. Их тут вытаптывают — даже самые маленькие. За неделю Детройт может так управиться с белым человеком, как Югу и за сто лет не управиться с негром. Вот почему я люблю час окончания работы у Форда — такой успокаивающий, такой вдохновительный.

Конечно, Детройт не худшее место — ни в коем случае. Я то же самое сказал и о Питсбурге. Я скажу это и о других местах тоже. Нету худших или наихудших. Худшее находится в процессе становления. Оно внутри нас, только для нас это еще не очевидно. Дисней мечтает об этом и, что самое любопытное, получает за это плату. Люди притаскивают своих детишек, те смотрят и покатываются со смеху. Десятью годами позже нет-нет да и случится, что они не смогут узнать маленького монстра, весело бившего когда-то в ладоши и визжавшего от удовольствия. Всегда ведь трудно поверить, что Джек Потрошитель — ваш отпрыск. Однако… В Детройте холодрыга. Дует резкий ветер. По счастью, я не из безработных, не из голодающих, не из бесприютных. Я остановился в «Веселом детройтце», Мекке всех шнырких, убежденных в тщете человеческих надежд коммивояжеров. Здесь, в вестибюле, имеется шикарный галантерейный магазинчик. Коммивояжеры любят шелковые рубашки. Иногда они покупают и прелестные штанишки — для ангелов-хранителей из обслуги авиационных компаний. Они покупают все и вся — важно обеспечить циркуляцию денег. А детройтские жители, те, что остались снаружи, замерзают насмерть в своих шерстяных подштанниках. Температура зимой в отеле — прямо субтропики. Здания стоят себе торчком, и им ни до кого нет дела, прямые, беспощадные. А ветер острый, как выкидной нож. Если вы везунчик, то попадете вовнутрь, там тепло и можно посмотреть на линию Маннергейма. Веселенькое представление. Смотрите, как идеологические принципы могут торжествовать даже в лютые морозы. Смотрите, как люди в белом ползут на брюхе по снегу; у них в руках ножницы, огромные ножницы, и, когда они добираются до колючей проволоки, они ее режут, режут, режут. Время от времени они получают пулю, и тогда они превращаются в героев, а на их место приползают с ножницами другие, которых всегда хватает у них за спиной. Очень поучительно. Очень ценный опыт. Вдохновляющий, я бы сказал. Там, на улицах Детройта, завывает ветер и люди разбегаются по норам. А здесь тепло, уютно и кино. После представления чашка горячего шоколада в вестибюле гостиницы. Люди толкуют там о пуговицах и жвачке. Не те, что были в самолете, — другие, но такие же. Их всегда найдешь там, где тепло и уютно. Они всегда продают что-то и покупают. И конечно, у них полны карманы сигар. Здесь, в Детройте, дела идут в гору. Знаете ли, оборонные заказы. Я ехал в такси, и таксист сказал мне, что надеется скоро вернуться на работу. На завод, разумеется. Не могу представить себе, что произойдет, если вдруг кончится война. Тут у многих случится разрыв сердца. Может быть, наступит новый кризис. Люди не будут знать, что им с собой делать, если вдруг объявят о заключении мира. Начнутся увольнения. Возникнут очереди за хлебом. Странно, что мы ухитряемся кормить мир и не знаем, как накормить самих себя.