Адольф Гитлер. Легенда. Миф. Действительность - страница 41

В Мюнхене, немецком городе, который, вполне естественно, особенно привлекает молодого художника, Гитлер поначалу чувствует себя одиноко. Он не стал поселяться в общежитии, жильцы и руководство которого навязывают не свойственный ему распорядок жизни. В Мюнхене он может приходить и уходить, засыпать и просыпаться, работать, учиться и бездельничать, когда ему заблагорассудится. Его окружает лишь небольшое число людей, к примеру портной Попп и его семья, которые видят, что их немногословный жилец «профессиональный художник», продает свои картины, хотя и не могут понять до августа 1914 г., за счет чего он живет. В своей комнате на Шляйсхаймер-штрассе он, сидя у окна, выходящего на двор стоящей напротив школы, пишет акварели, а иногда и картины маслом с фотографий и с успехом продает их главным образом в художественный магазин Штуффле на Максимилиан-плац. Его облагаемый налогами месячный доход составляет в среднем 100 марок, что свидетельствует не только о его деловой хватке. Мотивы его архитектурных проектов и наиболее часто используемых сюжетов отличаются от венских. Здесь его особенно привлекает «чудесное сочетание первобытной силы и… художественного настроения, эта изумительная линия от пивоварни „Хофброй“ до Одеона, от поля осенних октябрьских праздников до Пинакотеки». Из приведенного ниже списка видно, какие сюжеты и какие форматы картин он предпочитает в Мюнхене: «Хофброй I» (29,4×30,9 см), «Хофброй II» (27,7×22 см), «Церковь св. Иоанна и дом Асама» (знаменитый мюнхенский архитектор. – Прим. перев.) (20,6×29,5 см), «Старый двор» (26,9×36,8 см), «Площадь Зендлингер Тор» (27,4×37,8 см), «Национальный театр» (26,8×41 см), «Зал полководцев» (27,6×41,7 см), «Старый двор» (27×37 см), «Гора Петерсбергль I» (28,2×22 см), «Петерсбергль II» (26×39 см), «Старая ратуша» (32,5×25 см), «Церковь св. Иоанна и дом Асама» (22×35 см), «Продовольственный рынок и церковь св. Петра» (масло, дерево, 13×18 см) [Названия, техника исполнения и размеры картин взяты из рукописного списка (а также из машинописного списка с указанием цен) в бывшем Главном архиве НСДАП. В мае 1938 г. за акварель «Большой магистрат» было уплачено 6000 марок, а за «Церковь св. Петра» в июле 1938 г. – 8000 марок.].

Сколько картин он написал и продал примерно за 13 месяцев, установить не удалось. Более двух десятков из них пережили период безвестности своего создателя, который 12 марта 1944 г. рассказывал Генриху Хоффману: «Я ведь не собирался становиться художником и писал все эти вещи только для того, чтобы заработать себе на жизнь и на учебу… Я рисовал всегда ровно столько, чтобы мне хватало на самое необходимое». Не случайно у коллекционеров можно найти лишь очень немного картин Гитлера периода до 1914 г. Архитектурные проекты, свое «самое ценное достояние», он, по собственным словам, не продавал в отличие от картин, которые, как показывают уже их размеры, изготавливались в основном для продажи.

Подобно Ханишу и Нойману до 1913 г. в Вене, продажей картин после 1918 г. занимался бывший однополчанин Гитлера Ганс Менд [В 1938 г., находясь в концлагере (о каком лагере идет речь, из документов непонятно), он давал показания начальнику лагеря о том, у кого находятся написанные Гитлером картины. Среди них были: «господин Мунд», Мюнхен, Дахауэр-штрассе (Менд: «Номер дома мне неизвестен»), владелец камнерезной мастерской на Театинер-штрассе неподалеку от ратуши и фрау Инкхофер, жена однополчанина Гитлера, у которой он «часто бывал в гостях». Кроме того, он предполагал, что некоторые картины (рисунки углем военного периода) могут находиться у человека по имени Брандмайер, который опубликовал книгу о фронтовике Гитлере под названием «Доброволец».]. 21 января 1942 г. указом рейхсминистра внутренних дел все эти картины были объявлены «ценным национальным художественным достоянием». Все владельцы должны были заявить о наличии у них таких картин, и их продажа за границу без разрешения министра иностранных дел была запрещена.

Абсолютно все содержащиеся в биографиях и биографических очерках описания Гитлера как художника представляют незначительную ценность. Все они тенденциозны и варьируют между безудержным восхвалением и примитивным принижением. Для них характерны общие оценки, не подкрепленные фактами, повторение популярных версий без знания деталей и сути дела. В подтверждение приведем несколько характерных примеров. Так, например, Герман Нассе (1936), профессор Академии изобразительных искусств в Мюнхене, пишет, что акварели Гитлера, написанные им на фронте во время первой мировой войны, являются «свидетельством несомненного дарования Гитлера как художника», причем два рисунка 1914 г. – «Ущелье Витшете» и «Развалины монастыря в Мессине» – заслужили следующего отзыва: «Здесь картины ужасного разрушения стали художественным образом. Это не воспевание руин и не военная романтика, а серьезное и потрясающее предостережение, выраженное средствами художника». О других – действительно очень хороших – «фронтовых акварелях» Гитлера Нассе писал: «Выдержанная в ярких светлых тонах акварель „Перевязочный пункт Фроммель“ относится к 1915 г. Нежные краски и их переходы оттеняют изображенные строения. Совершенно превосходна акварель „Обурдэн“, написанная в 1916 г. Увиденные глазами немецкого пейзажиста чужие края предстают перед нами как нечто родное, хорошо знакомое и пережитое. Зритель чувствует себя как бы перенесенным в родные стены Нюрнберга или Ротенбурга. Стиль живописи живой и летящий. Прекрасный карандашный рисунок „Ардой во Фландрии“ относится к лету 1917 г. К этим датированным рисункам примыкают два рисунка без даты: „Блиндаж в Турне“ и „Дом с белым забором“. Во всех рисунках видна рука прирожденного и опытного архитектора. Архитектор „третьего рейха“ посрамляет Венскую академию. Во всех работах ощущается прежде всего истинное, немецкое, искреннее и любовное отношение к сюжету во всех его мельчайших деталях». Спустя 20 лет Франц Етцингер писал: работа Гитлера в Вене «состояла главным образом из картин и рисунков, сделанных по фотографиям. Почти нигде нельзя обнаружить признаков работы с натуры». «Срисовывают только люди, лишенные таланта», – писал Рабич, непроизвольно относя таким образом Гитлера к бесталанным. Ни одно из этих суждений нельзя отнести к объективным. Гитлер копировал фотографии не потому, что был лишен таланта, как уверяют Рабич и Етцингер, а всего лишь по той причине, что ему лень было рисовать, стоя на улице. Он просто облегчал себе работу. Гитлеру были известны слова умершего за несколько лет до этого Поля Сезанна, обращенные в 1866 г. к своему другу юности Эмилю Золя, о том, что «ни одна картина, написанная в мастерской… ничего не стоит по сравнению с написанной на натуре», и немногие написанные им с натуры картины доказывают его несомненный талант. Но все это его мало трогает. Его утверждение, что он хотел стать «не художником, а архитектором», вне всякого сомнения, соответствует истине. Он сам частенько признавался в том, что он неважный художник, что подтверждает, в частности, Генрих Хоффман. Так, в 1941–42 гг. Гитлер признался известному немецкому театральному художнику Зиверту, что он восхищается его работами и, видя их совершенство, понимает, насколько плохи были его собственные проекты декораций, созданные до 1914 г., хотя он «как-никак был учеником Роллера». Тем не менее лучшие акварели Гитлера, которые он не срисовывал, а рисовал с натуры, вполне приличны, если не сказать хороши, что он, разумеется, понимал и сам. Документально доказано, что он время от времени утверждал, что мог бы стать значительным художником, как, например, Рудольф фон Альт, которого он считал своим учителем, если бы в 1907 г. после отказа в приеме в академию основательно занялся живописью [Насколько биографы Гитлера, историки и публицисты не заинтересованы в том, чтобы трезво оценить его художественные способности, прекрасно видно на примере репродуцирования его работ. Йозеф Вульф, например, публикует два эскиза Гитлера, которые тот сам никогда не рассматривал как художественные работы. Набросок головы, принадлежащий руке Гитлера, Вульф (как и многие другие авторы) называет «портретом», хотя он был нарисован на клочке бумаги во время телефонного разговора. Когда разговоры по телефону были скучными, Гитлер охотно рисовал головы (как ни странно, зачастую в манере кубизма), причем в карикатурном виде изображал Рихарда Вагнера, Генриха Шлимана, Валленштейна и себя самого (иногда с бородой). Приведенная Вульфом репродукция рисунка штурмовика СА – это тоже не «картина» Гитлера, а всего лишь набросок, с помощью которого он хотел показать подчиненным, как, по его представлениям, должен выглядеть человек, служащий в СА.].