— А как не смотреть. Берега едва видны. По ней бы кораблям парусным ходить и пароходам.
— На Амур-батюшку еще насмотришься. Берись-ка снова за учебник. Выученное перескажешь мне завтра утром...
На новом месте Осип Федорович с головой ушел в работу. Вскоре он получил повышение и стал смотрителем казенных портовых зданий. Показав и здесь самое «примерное» отношение к исполнению вверенных ему обязанностей, он назначается командиром речных пароходов, совершавших рейсы по Амуру за Благовещенск и заходивших в Уссури.
В Николаевске предприимчивому от природы Макарову-старшему без особых затруднений удалось приобрести домик, сложенный из стволов кедровой сосны, и обзавестись хозяйством — огородом, коровой. Семья устраивалась на дальневосточной земле надолго и всерьез и мало чем отличалась от семей других офицеров и военных чиновников местного гарнизона.
Для первоначально робкого и конфузливого Степана Макарова Николаевское морское штурманское училище стало светочем всех известных ему в его возрасте наук. В последующем он стал относиться к этому флотскому учебному заведению с известным юмором. Так, вспоминая о первом преподавателе русской истории Невельском, который за всю зиму пожаловал на уроки только два раза, его бывший ученик говорил:
— Я успел пройти из этого предмета одну Ольгу Святую, и больше ничего...
Директором морского штурманского училища был старый подполковник В. М. Бабкин, который относился к своей службе рачительно. Он заглядывал в училище ежедневно, предварительно обходя скотный двор, являвшийся основой существования военного учебного заведения. После этого директор проводил «отеческую» беседу с мальчишками-кадетами, укоряя их то за разбитую тарелку, то за порванную штанину:
— Ну, где я напасусь денег, когда на всех вас отпускают в год только тысячу сорок рублей? Я спрашиваю вас, где я возьму денег на новую посуду и форменные штаны?..
Подобные сцены случались почти ежедневно, и кадеты вскоре привыкли к ним, как к чему-то неизбежному в их жизни. А к директору Бабкину они вскоре «подобрали» надежные ключи. Тот питал слабость к хоровому пению и с удовольствием слушал военные песни в исполнении своих двенадцати воспитанников. После этого он становился добрым к мальчуганам в кадетской форме:
— Ну, дети мои. И порадовали же вы меня своим песнопением. Ну прямо как полковые песенники на привале...
Окончившие училище производились в «кондукторы» корпуса штурманов флота. Это был не офицерский чин. Только через два года морской практики на просторах Тихого океана выпускникам давался чин прапорщика — первый офицерский. Дальнейшая служба таких ластовых офицеров проходила не на боевых кораблях, а преимущественно на вспомогательных судах военных портов.
Преподавателями в училище были портовые офицеры и чиновники, не получавшие за свой труд никакого вознаграждения. Найти подходящих специалистов в маленьком Николаевске было трудно, в первую зиму макаровской учебы, например, учителя математики менялись три раза.
Классов имелось только два — младший и старший, по шесть кадетов в каждом. По сложившейся традиции младшие кадеты были отданы на попечение старшим, которые имели право даже наказывать подопечных. Прекословить не приходилось, поскольку за возражением могла последовать затрещина. Степан Макаров, перейдя в старшее отделение и вскоре получив чин фельдфебеля, никогда не следовал такому примеру:
— Среди кадетов отношения должны быть товарищескими, а не отношения тиранов к начинающим учиться.
Впоследствии Степан Осипович подробно опишет училищный быт, не скрашивая его теневые стороны, о которых обычно стараются умалчивать:
«...Жили мы довольно дружно, только старшие обращались с нами гадко: они наказывали нас без обеда и за всякую малость, в особенности ежели в обеде были осетровые котлеты; тогда старший обыкновенно ставил всех маленьких во фрунт и осматривал все мелочи, за малейшую неисправность наказывал без второго кушания. Таким образом, в обед у старшего и его товарищей оказывались полные тарелки котлет. Тогда как у тех из маленьких, которые не были оставлены без второго кушания, были только по одной или по две (остальные они должны были добровольно отдавать)...»
