) как человеку, я не люблю его как капитана, вернее сказать, мне жаль его… Он о команде заботится, а та его не любит, и он понемногу ее ненавидит».
Макаров рано начал задумываться над психологической основой уменья управлять людьми, столь важного для командира.
В обращении с товарищами он был неизменно корректен и ровен, не переносил фамильярностей и к тому же был очень обидчив — черта, мало способствовавшая его дружбе с развязными младшими офицерами.
Однако в этом образцовом, всегда подтянутом гадемарине билось горячее сердце и бродили юношеские мечты и чувства. «Фантазия у меня всегда была игривая, — записывает он в дневнике, — еще маленький я всегда любил сидеть где-нибудь в углу не примеченный и возводить умом разные хрустальные замки, воображая себя сильным и ловким, преодолевающим разные трудности».
Действительность не благоприятствовала, однако, розовым мечтам. Друзей Макаров не находил себе С отцом он все более расходится, мачеха никогда не была близка ему, вся бытовая обстановка Николаевска противна и чужда. У молодого гардемарина иногда появляются даже мысли о самоубийстве. Ему хочется живого, настоящего дела, большой, целеустремленной борьбы, в которой потонули бы маленькие неудачи и уколы самолюбия, которой можно было бы отдать себя всего без остатка.
«Желал бы, чтобы была война, — восклицает он в дневнике, — только поскорее, пока я еще не обабился, а теперь, пока кровь кипит, кажется ничего бы не боялся».
Макаров был очень скромен и целомудрен в обращении с женщинами, но кипящая молодая кровь звала его не только к борьбе, но и к любви. «…Я понимаю Нельсона, который после Абукирского сражения запятнал себя страстью, не подобающею герою», — писал он. И потом: «Нет ничего легче, как увлечься хорошенькою и умною девушкой». Он мечтает о девушке-друге, и оттого, что мечты долго не сбываются, возникает ощущение одиночества, какой-то смутной тоски. Часто мысли его возвращаются к Кэт Сельфридж, которая «и теперь представляется мне чем-то неземным».
Энергичной деятельностью Макаров хочет заглушить внутреннюю неудовлетворенность. Главный вопрос для него теперь — пройдет ли его производство в корабельные гардемарины? Надо отдать должное начальникам Макарова: они сделали все, что могли.
«Прося ходатайства вашего превосходительства о Макарове, — писал один из них, — я со своей стороны осмеливаюсь уверить, что Макаров будет одним из лучших морских офицеров молодого поколения, и если перевод из корпуса флотских штурманов во флот есть отличие, то Макаров вполне этого достоин».
Но тут возникло серьезное затруднение: морское министерство затребовало справку о дворянском происхождении Степана Макарова, без чего, по существовавшим законам, невозможно было производство в корабельные гардемарины. К счастью оказалось, что отец Степана получил офицерский чин и связанное с этим дворянство за год до рождения сына. Если бы Степан родился годом раньше, перед ним навсегда была бы закрыта дорога к командным должностям.
В конце концов кадета Макарова произвели в гардемарины.
Теперь новая тревога: назначат ли его в дальнее плавание или придется корпеть на берегу? Без протекции трудно попасть в плавание, и Макаров страшно волнуется. Но и здесь все улаживается: его назначают на фрегат «Дмитрий Донской», на котором он совершает два плавания по Атлантическому океану, блестяще сдает поверочные испытания; в мае 1869 года Макаров производится в мичманы.
Началась самостоятельная, «настоящая» служба.
