«Кёниг» и «Кронпринц» открыли огонь на пять минут позже «Славы». «В 12.20 недолет у „Гражданина“ и падения между „Гражданином“ и „Славой“, — указывает в отчете после боя капитан 1 ранга Антонов. Пять минут около „Славы“, выбранной противником главной целью, вздымались фонтаны от падений снарядов. Если даже учесть, что огонь вела половина орудий линкоров противника, то, при темпе стрельбы 40 секунд, за пять минут они выпустили 50–60 снарядов калибром в 305 миллиметров. В 12 ч 25 мин три из них почти одновременно попали в „Славу“…»
После боя капитан 2 ранга Галлер писал в рапорте на имя командира линкора: «Во время боя, до первых попаданий…обходил все помещения корабля, и проверял людей, и все ли приготовлено для боя. В момент первого попадания в корабль я стоял на нижней батарейной палубе у люка в главную станцию электродвигателей. Попадание в корпус мы почувствовали по сильным сотрясениям, а также услыхали взрывы вблизи. Все кругом окуталось дымом, электричество меркло, и в батарейной и в церковной палубах вспыхнул большой пожар… Шахты подачи патронов мелкой артиллерии были разворочены, и пожар угрожал им. Шланги удалось достать из носового отсека. Ими под моим руководством пожар был быстро ликвидирован, несмотря на то что было тяжело работать из-за дыма и темноты, да и часть шлангов была разорвана.
По потушению пожара послал доложить об этом командиру. Все ранение были перенесены в боевой лазарет…»[70]
Галлер пишет в своем рапорте о происшедшем лаконично и скромно. А ведь положение было драматичным — возникла угроза взрыва боеприпасов, огонь проник в центральный пост. Галлер не указывает, что пожар тушили в минуты, когда корабль стал быстро крениться на левый борт. Кто из матросов не слышал рассказы про бой при Цусиме, когда броненосцы, однотипные со «Славой», переворачивались, так что команда оказывалась заживо погребенной…
Крен был результатом попаданий снарядов ниже ватерлинии. Через пробоины в корпус хлынула вода, крен быстро дошел до 8 градусов, но затем стал уменьшаться. Трюмный механик по приказанию командира затопил симметричные отсеки правого борта. Все-таки крен в 4 градуса на левый борт остался, хотя корабль принял в нос 1100 тонн воды. Осадка увеличилась почти на два фута…
Пламя, газы и дым от снарядов, взорвавшихся в батарейной и церковной палубах, через шахту экстренного выхода ворвались и в центральный пост, откуда старший артиллерист управлял огнем орудий. Находившиеся там матросы и офицеры получили сильные контузии, были перебиты переговорные трубы, уничтожены приборы централизованного управления артиллерией. Теперь кормовая башня вела огонь самостоятельно — по терминологии того времени то был плутонговый огонь. Им управлял младший артиллерист лейтенант В. И. Иванов, и делал это отлично. В 12.37 залп его башни накрыл головной линкор — «Кёниг». С фор-марса Пышнов доложил, что в носу линкора противника вспыхнул пожар. Однако две минуты спустя и в «Славу» попали два снаряда. Чуть позже — еще два… И тут германские линкоры легли на обратный курс и вышли за пределы дальности стрельбы орудий «Славы». Многократно сильнейший противник, пусть временно, но отступал! Не удалась ему и атака с воздуха шестью гидросамолетами: бомбы в линкор не попали, а один «аппарат» был сбит огнем противоаэропланных орудий, которыми управлял вездесущий Рыбалтовский.
Галлер понимал: даже если дредноуты сейчас поостерегутся входить в Моонзунд, чтобы добить «Славу», конец ее близок. Осадка не позволит выйти в Финский залив. Он приказал Зиберту собрать секретные документы в портфель, подготовить к уничтожению телеграммы. Поднялся на мостик, поднес бинокль к глазам: германские линкоры в пролив не шли, вели огонь по батарее на острове Вердер.
«Лев Михайлович, я запросил „добро“ адмирала на затопление, — голос Антонова дрогнул. — Думаю, другого выхода нет».
Галлер согласно кивнул головой. Не возражал и Зуев. Вместе с ним Галлер обошел погреба, проверил, как минеры под руководством Зиберта разносили взрывчатку в деревянных ящиках — восьми- и шестнадцатифунтовые тротиловые патроны. Приказал, чтобы бикфордовы шнуры горели не меньше получаса. Он старался не думать, что скоро «Слава» станет безжизненной грудой металла. Господи, сколько связано с этим кораблем, сколько увидено, пережито на нем и тяжкого, и прекрасного, сколько отдано сил…
