Адмирал Л. М. Галлер - страница 192
Он желал, чтобы бывший нарком произнес уничижительные слова, желал унизить его…
Всему приходит конец.
Председатель суда маршал Л. А. Говоров объявляет об окончании следствия. Он говорит, что суду ясен ущерб, нанесенный Советскому государству передачей иностранным миссиям документации по артиллерии и торпедному оружию, даже не упоминает, что секретность переданного была утрачена в ходе войны. Впрочем, если сказать об этом, то все обвинение станет безосновательным. «Следствие по делу об антипатриотических и антигосударственных поступках обвиняемых Кузнецова, Галлера, Алафузова и Степанова считаю законченным»[321], — подводит он итог и объявляет десятиминутный перерыв. Теперь на очереди следующие действия фарса: последнее слово подсудимых, речь обвинителя вице-адмирала Н. М. Кулакова и, наконец, вынесение судом приговора.
Члены суда чести в последний раз занимают свои места. Один за другим поднимаются подсудимые, чтобы произнести последнее слово. Первым вызывают Галлера. Он встает, приглаживая усы. Сидящим в зале кажется, что адмирал совершенно спокоен: говорит, как всегда, внятно и громко, ни одного сбоя, повтора. «Я проявил политическую близорукость, не учел политической обстановки и политического значения передачи документации, вооружения нашего советского проектирования и советского изготовления. За все это я подлежу законной ответственности» [322]. Кулаков даже чуть привстает на стуле, ожидая покаянных слов о «раболепии». Но Галлер уже сказал все. Вслед за ним произносят последнее слово В. А. Алафузов и Г. А. Степанов. Последним — Н. Г. Кузнецов. Голос его вздрагивает, когда он говорит, что так или иначе, но он привел своих подчиненных на скамью подсудимых[323]. Лев Михайлович с тревогой смотрит на своего наркома — смертельно бледен, голос сел. Нелегко дались эти дни Николаю Герасимовичу. Впрочем, и Лев Михайлович чувствует, как неведомая сила сжимает сердце. А в зале такая мертвая тишина, что, кажется, слышно биение сердец…
На трибуну поднимается обвинитель Н. М. Кулаков. Звучно, с пафосом произносит он стандартные слова о гениальном полководце и вожде, о славных достижениях на пути построения социализма. «Мы обвиняем адмирала флота Кузнецова, — продолжает он, — в том, что, преклоняясь перед иностранщиной, барски-пренебрежительно относясь к интересам Советского государства, не вникая в существо дела, он самовольно, без ведома Советского правительства, разрешил передачу английским и американским миссиям ряда ценных секретных сведений об отечественном вооружении, составляющем государственную тайну и приоритет советского ВМФ в области высотного торпедометания и артиллерийского вооружения… Мы обвиняем адмиралов Галлера, Алафузова и Степанова в том, что, раболепствуя перед иностранщиной, они поступились интересами нашей Родины…нанесли серьезный ущерб нашему государству и боевой мощи Советского ВМФ»[324].
Кулаков с высоты сцены орлом оглядывает притихший зал. Может быть, ему кажется, что наступил его «звездный час»? Что теперь будет многие годы, как один из его предшественников генерал-полковник И. В. Рогов, стоять на мостике ВМС, возглавляя политические органы? Его ценят в ЦК, к нему благоволит Жданов… И с новой силой, форсируя голос: «Мы обвиняем их в том, что, потеряв чувство национальной гордости и политической зоркости, они оказались на поводу иностранных разведок и пошли на национальное самоуничижение…»[325]
Слушать все это ужасно. Лев Михайлович знал: пощады не будет, ждал потока лжи. Но одно дело предвидеть, другое — выслушивать все это в переполненном офицерами и адмиралами зале. Вот Кулаков уделяет внимание и персонально ему: «Адмирал Галлер… раболепствуя перед заграницей, забыв о чести и совести советского адмирала, беспечно относился к своему служебному долгу…» Скоро ли он кончит? Лев Михайлович нащупывает в кармане валидол, прикрыв носовым платком, быстро подносит таблетку ко рту. Нет, им нельзя показать свою слабость. А голос Кулакова продолжает греметь: «Я считаю своим долгом подчеркнуть, что эти обанкротившиеся, пресмыкающиеся перед заграницей бывшие руководители…» Обвинитель говорит еще что-то о живучести пережитков капитализма, «силе традиций и привычках преклонения этих адмиралов перед иностранщиной», цитирует перлы из доклада А. А. Жданова о журналах «Звезда» и «Ленинград» в сорок шестом…
