В поддержке огнем приморского фланга 7-й армии приняли участие и линкоры. Несмотря на сплошной лед до маяка Шепелевский, 18 декабря по береговым батареям противника в Выборгском заливе вел огонь линкор «Октябрьская революция», а 19 декабря Л. М. Галлер вышел в море на линкоре «Марат»[215]. «Марат» обстрелял главным калибром форт Сааренпя на острове Бьёрке (Большой Березовый). Этот форт имел на вооружении шесть 254-миллиметровых орудий и 152-миллиметровые орудия. В обстреле Бьёрке участвовали также эсминцы и канлодки, всего 14 кораблей. Батареи противника были подавлены.
Вскоре, однако, лед стал и навигация в восточной части Финского залива прекратилась. Л. М. Галлер выехал в Таллинн, помог в организации действий наших подводных лодок в Ботническом заливе. Несмотря на сложную ледовую обстановку, подводные лодки КБФ атаковывали транспорта, доставлявшие военные грузы из портов Швеции в Финляндию. В суровую зиму 1939/40 года лед рано сковал и Ботнический залив, ведущие из него в Балтику проливы. Последние наши лодки вышли из Ботнического залива и вернулись в свои базы во второй половине января 1940 года. Но силы флота, в том числе авиация, продолжали наносить удары по противнику и в суровые зимние месяцы.
11 февраля части Красной Армии под командованием командарма 1 ранга С. К. Тимошенко перешли на Карельском перешейке в наступление. После упорных боев линия Маннергейма была прорвана. 11 марта пал Выборг. 12 марта был подписан мирный договор. К СССР отошли острова в Финском заливе, Карельский перешеек с Выборгом, северное побережье Ладожского озера. В аренду был получен полуостров Ханко с прилегающими островами. Здесь должна была быть создана военно-морская база.
Кончилась война, началось подведение итогов. Кто-то должен был нести ответственность за ущерб престижу Красной Армии, за немалые жертвы… Сталин снял с поста наркома обороны К. Е. Ворошилова, назначил С. К. Тимошенко, которому было присвоено звание маршала, он стал и Героем Советского Союза.
Б. М. Шапошникову поручили заниматься новыми укрепрайонами в западных областях Белоруссии и Украины. Генштаб принял К. А. Мерецков. Вскоре его сменил Г. К. Жуков.
Подвели итоги по участию в войне и в ВМФ. Н. Г. Кузнецов выступил на Военном совете КБФ с подробным разбором. Он отметил, что КБФ решал четыре задачи. Флот выполнил первую — обеспечение своего судоходства и господства в Финском заливе и вторую — обеспечение безопасности своего побережья от действий кораблей противника. Третью задачу — блокаду побережья Финляндии и четвертую — действия кораблями и авиацией против сил противника на островах Бьёрке решал неудовлетворительно. В Ботнику подводные лодки пошли слишком поздно. Кто-то из подводников написал в инстанции в Москву, что «посылка подводных лодок в Ботнику вредительство, они там погибнут». Все это задержало выходы в боевые походы. А транспорта с оружием тем временем шли в Финляндию из шведских портов. Авиация наносить бомбовые удары по портам начала также с запозданием; по Бьёрке, особенно вначале, действовала не проведя аэрофотосъемки, а потому недостаточно эффективно. Заканчивая нелицеприятный разговор, нарком призвал извлечь уроки из прошедших месяцев войны. Он приказал исключить сезонность в боевой подготовке — быть готовыми к боевым действиям в любое время года, резко улучшить разведку. Говорил нарком и о необходимости перестроить работу военно-морских учебных заведений так, чтобы выпускать настоящих профессионалов. «Мало иметь батраками родителей, — сказал нарком. — Будущему командиру надо воспитать в себе боевого командира-моряка…»[216] А Лев Михайлович, слушая, на его взгляд, несколько рискованное выступление наркома (надо ли о родителях-батраках; он бы не стал говорить об этом), думал, что нельзя, увы, сказать об очень важном. В 30-е годы люди все более отучались от самостоятельных решений, приучались «не высовываться» — ждать указаний свыше. Вот и в штабе КБФ, получив директиву наркома ВМФ о десанте на острова в Финском заливе, не спешили с ее выполнением. Кое-кто говорил о неоправданном риске, что Гогланд чуть ли не Гибралтар. Острова подвергли массированному артобстрелу кораблей, а оказалось, что их гарнизоны противник эвакуировал… Следовало бы сказать еще и об удивительном способе руководства войной — пусть и «малой», хотя, как подтвердилось на горьком опыте, малых-то войн не бывает. (Лев Михайлович вспомнил дискуссии в академии 29—30-х годов…) Определяющие военные решения принимались в кабинете у Сталина, и хорошо, если при этом были представители Генштаба, нарком Кузнецов, а не один Ворошилов… В военном руководстве теперь явно не хватало эрудированных военных специалистов, а к оставшимся не всегда прислушивались. У Сталина, Жданова (по части флота) возникали иногда идеи, происхождение которых было скрыто: на их авторов не ссылались, спрашивать — не принято… Лев Михайлович вспомнил, как однажды ночью его неожиданно вызвали в Кремль. Он знал, что нарком Кузнецов у Сталина, но о чем пойдет речь, какая справка нужна? Галлер всегда волновался, когда его вызывали к Сталину. И был чрезвычайно осторожен: знал, что иногда лишь одно слово, а то и интонация, может решить судьбу и того, кто докладывает, и тех, имена которых упоминаются. Вот и в тот раз перед дверью в приемную Сталина сжало сердце…
