— «Полтава». Что с «Полтавой»? И тут же меня пронзила острая боль в голове, что я невольно вскрикнул, и от боли так скривился, как будто дожевывал килограмм клюквы.
— Ваше превосходительство, что с вами, вам плохо. Так господа прошу оставить Его превосходительство в покое — объявил Фадей Григорич.
— Доктор погоди немного — остановил я Фадея. Владимир Константинович, рассказывай.
Пилкин глубоко вздохнул, я не знаю, о чем он там думал в этот момент. Может представил и свой корабль в таком же состоянии, а возможно не знает как мне сообщить что «Полтаву» не удалось спасти.
Ну! — в нетерпении подталкиваю Пилкина, начать говорить.
— Да успели, довели его до мели. Вот только…. Пилкин опять замолчал на несколько секунд — да и что от него осталось. Сейчас над водой находится только его корма. Вода плещется возле второй башни. Носовая оконечность примерно в районе 33–34 шпангоутов отломилась и затонула. Теперь и за два года его не восстановить, а вовремя войны совсем нецелесообразно. И самое прискорбное это то что «Полтава» понесла самые большие потери. Только погибшими больше ста пятидесяти человек, из них, пять офицеров. И ранеными не меньше, среди них тяжело ранен командир «Полтавы», капитан первого ранга Вяземский, и ещё с десяток офицеров. А всего в этом бою, общие потери по всем кораблям, составили около пятисот человек.
— Это очень большие потери для нашего флота, просто невосполнимые. Я уже предчувствую, в чем меня будет упрекать адмирал Канин. Угробил один линкор, второй на половину разбитый. А какие потери в кораблях?
— Наши потери если не считать «Полтаву», составили всего два эсминца, и один из них, это «Страшный» из полудивизиона Паттона, второй потерян ещё вовремя отражения торпедной атаки. У нас в этом бою, без царапин только крейсера Вердеревского. Он очень обижен на это, что мало дали ему пострелять.
— Но зато он помог «Полтаве» не затонуть и довёл её до мели. Насчет раненых — всех отправить в Ревель.
— Трухачев уже распорядился.
— Так он принял командование после того как меня контузило.
— Да.
— А почему не Павел Михайлович?
— Капитан первого ранга Плен ранен, но не так серьёзно как Вяземский, он и передал командование над оперативной группой, контр-адмиралу Трухачеву.
— Стоп. Ты говоришь, что большинство тральщиков прорвалось. А это значит, что Хиппер может предпринять попытку прорыва обратно в залив, а у него там шесть дредноутов. А мы сейчас почти безоружны. Так?
— Да, это так. Бронебойных снарядов у нас осталось всего девяносто три штуки да шестьдесят один фугасный, это только в действующих башнях. Есть ещё снаряды в третьем погребе, только бронебойных их там более ста шестидесяти, но башня полностью выведена из строя. Воду из погребов мы уже откачали, но заряды там пришли в негодность. Можно было бы попытаться какое-то количество снарядов достать из третьёй башни и пополнить ими вторую и четвёртую. Но и это пока сделать не можем — элеваторы не работают.
— Значит, если что, то Хиппера нам встретить нечем. Даже «Слава» и тем более «Цесаревич» нам не помощники.
— А «Слава» и так не в состоянии нам чем-либо помочь. Но сейчас темно и противник в любом случае до утра никаких действий не предпримет.
— А что мы можем предпринять в этом случае? Сами мы сейчас, где находимся?
— Перед проливом.
— В каком состоянии корабль?
— В нас попало девять крупнокалиберных снарядов. Имеем три подводные пробоины. Третье котельное отделения выведено из строя и полностью затоплено. Первое котельное, во внерабочем состоянии, но воду из него удаётся откачивать, уровень воды медленно, но верно падает. Турбины в полном порядке, но пара для полного хода не хватает, узлов семнадцать дать можем. Про главный калибр мы говорили, проблема в нехватке боекомплекта. Из шестнадцати 120-мм орудий, в строю осталось одиннадцать. Орудия правого борта не пострадали, да и боекомплект там почти полный и я приказал переместить оттуда по сотне снарядов на ствол, на левый борт, да из пострадавших казематов весь годный боекомплект переместить к целым орудиям.
— Потери на корабле большие?
