Адмирал Колчак, верховный правитель России - страница 68

15 мая в Порт-Артуре хоронили убитых в Кинчжоуском бою (тех, кого смогли вынести). На нескольких подводах привезли 43 пропитанных кровью парусиновых мешка и сложили в общую могилу. Люди крестились и вздыхали: «Когда же придёт Куропаткин?»[264]

После Кинчжоу пришлось спешно оставлять Дальний. Подвод на всех не хватило. Простые обыватели, захватив самые необходимые вещи, шли в Порт-Артур пешком, чтобы хлебнуть горя и там. Когда поднялись на перевал, в вечерних сумерках увидели зарево над оставленным городом. Это горел военный вокзал, только что построенный. Затем послышались взрывы.[265] Однако ни портовые сооружения, ни склады полностью разрушить не успели, и они попали в руки неприятеля.

Несколько дней, до прихода японцев, Дальний был в руках разбойничьих шаек (хунхузов). Они грабили лавки и частные дома, ночевали в роскошных отелях, устроили множество пожаров. Когда пришли японцы, грабители превратились в мирных торговцев. В китайских лавках русские товары потеснили традиционную китайскую экзотику, а лучшие сорта шампанского, которое китайцы приняли за содовую воду, шли за сущую мелочь. И лишь необычный интерес покупателей к этому напитку вызвал у торговцев подозрение и заставил взвинтить цены.[266]

«Вот придёт Куропаткин» – эта фраза не сходила с уст не только простых портартурцев, но и начальников. Поначалу казалось, что осада продлится недолго, а потом набравшаяся сил Маньчжурская армия сбросит неприятеля в море. Стессель, правда, не был уверен, что Порт-Артур продержится и месяц. От имени командующего Квантунским укреплённым районом в штаб Маньчжурской армии и к наместнику шли панические депеши с мольбой о скорейшем спасении.

Алексеев и Куропаткин вняли, наконец, этим призывам и отправили на выручку Порт-Артура корпус генерала Г. К. Штакельберга. Правда, Куропаткин пожадничал и дал ему 32 батальона вместо 48. 1–2 июня близ железнодорожной станции Вафангоу произошло сражение этого корпуса с превосходящими силами японцев. Штакельберг едва не попал в окружение и отступил, не прорвавшись к Порт-Артуру. Осаждённая армия в эти дни вела себя пассивно, видимо, не зная о происходивших событиях. И только «Новик» и оба отряда миноносцев 1 июня выходили в море для обстрела неприятельских береговых позиций.[267]

Не только население Порт-Артура, но и командование гарнизона и эскадры было плохо осведомлено о положении дел на маньчжурском театре военных действий. Поэтому успокоительные телеграммы из штаба наместника понимались буквально. 25 мая Витгефт собрал совещание адмиралов и командиров больших кораблей («флагманов и капитанов», как говорили тогда). Перед ними был поставлен вопрос: надо ли эскадре сделать попытку прорваться во Владивосток? Большинство высказалось в том смысле, что выход бесполезен и опасен: суда подорвутся на минах, будут потоплены сильнейшим врагом, а крепость лишится судовой артиллерии и нескольких тысяч защитников. За выход эскадры подал голос только командир «Севастополя» Н. О. Эссен.[268] Витгефт тоже был против попыток прорыва. Он считал, что Порт-Артур – это главный приз войны. Если эскадра уйдёт, крепость вскоре падёт. Вполне возможно, что в глазах адмирала ценность Порт-Артура даже превышала ценность эскадры.

Мнение флагманов и капитанов было сообщено Алексееву и вызвало с его стороны горячие возражения. Наместник считал, что флот имеет свои специфические задачи: действовать на морских коммуникациях противника, стараясь отрезать от базы снабжения действующие в Маньчжурии войска. Если Порт-Артур падёт, эскадра будет почти задаром отдана противнику. А после Вафангоу деблокирование крепости стало проблематичным.

Из штаба наместника в Порт-Артур поступали сведения, что после майских событий японский флот сильно ослаблен, так что русская эскадра в настоящий момент явно сильнее.[269] Под давлением Алексеева выход был назначен на 10 июня. Газета «Новый край» красочно описывала это событие: «Ночь звёздная. Полная тишина на рейде. Артур спал своим обычным чутким сном. Прекратилась всякая езда, и спокойствие ночи нарушалось лишь редкими окриками часовых на вахте… Но вот раздались на одном из судов свистки боцманских дудок. Их повторило и другое судно. Повторила затем и вся эскадра: „Команде вставать!“ Было 3 часа ночи».