…Если поиски наших следов приведут к отрицательным результатам или Вы, вследствие неимения 15 т угля, будете принуждены взять обратный курс, не сняв меня с партией, то Вы с этим количеством угля дойдёте на «Заре», по меньшей мере, до острова Котельного, а идя частию под парусами, быть может, и до Сибирского материка».[149] На момент отъезда Толля в трюмах «Зари» находилось примерно 70 тонн угля.
Кроме того, Толль вручил Матисену пакет с надписью «Вскрыть, если экспедиция лишится своего корабля и без меня начнёт обратный путь на материк, или в случае моей смерти». Когда вскрыли впоследствии этот пакет, в нём оказалось письмо на имя Матисена о передаче ему всех прав начальника экспедиции.[150] Возможно, Толль понимал, что отправляется в опасный путь несколько поздновато. Но он твёрдо решил, что «дорога к дому лежит только через остров Беннетта». Поездка на материк предотвратила нервный срыв, но душевные силы полностью не восстановились. Возникло настроение фатализма: «Что должно свершиться, то сбудется!»
Перед самым отъездом Толль получил несколько писем из дома. «В письмах, – записал он в дневнике, – опять много выражений уверенности в моих силах и в успехе дела, но напрасно все так думают – у меня нет больше сил! Остаётся только надеяться, что общее доверие и любовь должны подкрепить меня и влить новую энергию».[151]
Среди прочего груза Толль захватил с собой томик Гёте. Он любил немецкую и скандинавскую литературу.
Вечером 23 мая Толль и его спутники уехали на трёх нартах, имея при себе запас продовольствия чуть более чем на два месяца.[152] Толль объехал на собаках северные берега островов Котельного и Фаддеевского, переправился на остров Новая Сибирь и остановился на прибрежном льду близ мыса Высокого. Отсюда открывался прямой путь на остров Беннетта. Когда ветер взломал льды – льдину, на которой находился лагерь, понесло в нужном направлении. Четверо с лишним суток Толль и его спутники плыли на этом своеобразном корабле. Заметив, что льдина отклоняется от курса, путешественники пересели на байдарку и 21 июля высадились на остров Беннетта.[153] Труднейший путь занял около двух месяцев. К этому времени почти закончилось взятое с собой продовольствие. Толль должен был теперь думать о ежедневном пропитании, об исследовательской работе и об обратной дороге. «Действительно, предприятие его было чрезвычайно рискованное, шансов было очень мало, – говорил впоследствии Колчак, – но барон Толль был человек, который верил в свою звезду и в то, что ему всё сойдёт, и пошёл на это предприятие».[154]
* * *
В течение всего июня «Заря» оставалась на внутреннем рейде. Только к 1 июля, освободив, при помощи взрывов, судно от сковывающего его льда, удалось выйти на внешний рейд. Затем скопившийся лёд увлёк судно в своём неторопливом движении на юго-восток.
В кают-компании осталось только три человека – Матисен, Колчак и Катин-Ярцев. Разговоры за чаем и обедом по-прежнему вращались в основном вокруг полярных сюжетов, обсуждали также произведения Лескова и Боборыкина, чьи книги были в судовой библиотеке, посмеивались над поваром Фомой, взятым в экспедицию из петербургского ресторана и пытавшегося готовить изысканные блюда из скудного набора продуктов. Чтобы как-то скоротать время, стали выпускать «Журнал кают-компании», помещая туда шутливые сочинения в прозе и стихах. Перу Колчака в этом рукописном издании принадлежит заметка «Ожесточение нравов гг. членов Русской полярной экспедиции». В стиле газетной разоблачительной «сенсации» автор описывал попытки своих коллег выкормить двух совят, принесённых кем-то на борт корабля: «Мы не можем пройти молчанием печальные явления, имевшие место в последние дни на борту шхуны „Заря“. Я говорю о невероятных истязаниях, которым подвергаются две молодые совы, влачащие уже второй месяц ужасного существования».[155] Один из этих совят, начав летать, вскоре, к несчастью своему, залетел к собакам и был ими съеден. Судьба другого неизвестна.
31 июля был первый закат солнца – закончился полярный день. К этому времени «Зарю» отнесло к Ляховским островам. Только 3 августа закончилось это невольное путешествие, и на следующий день шхуна вернулась в Нерпичью бухту.
