После Петербурга Либава должна была показаться глухой провинцией. Здесь был всего лишь один плохенький театр. Офицеры посещали также благотворительные концерты, кафешантан «Гамбургский сад». Летом центр вечерней жизни перемещался в кургауз (городской сад).[501]
Иногда дивизия заходила в Ревель – там соблазнов было побольше. Колчак по своей натуре не был отшельником. Но молодость его была потрачена на полярные экспедиции, сидение в Порт-Артуре, составление планов возрождения флота, изучение Мольтке. Теперь, судя по некоторым данным, пришло время несколько восполнить упущенное.
Летом 1912 года семья отдыхала в Мюленгофе близ Юрьева (Тарту). До Софьи Фёдоровны доходили неясные слухи. «За кем же ты ухаживал в Ревеле на вечере? – интересовалась она. – Удивительный человек, не можешь жить без дам в отсутствие жены! Надеюсь, что о существовании последней ты ещё не забыл».[502] Софья Фёдоровна в то время часто болела. Славушка, по её словам, был «худ и бледен». «Мы – слабая команда», – писала она мужу.
Характером и внешностью мальчик начинал походить на отца. «Славушка ужасно вспыльчив, но добр», – сообщала Софья Фёдоровна, добавляя, что он «впечатлительный и не по летам развитой, умный мальчик». Иногда он приставал к Софье Фёдоровне: «Мама, расскажи одну минуточку про папу». А иногда делал вид, что одевается, и говорил: «Прощайте». – «Ты куда?» – «Уезжаю в город Либаву».[503]
В начале зимы 1912 года семья перебралась, наконец, в Либаву. В начале апреля 1913 года Александр Васильевич и Софья Фёдоровна срочно выезжали в Петербург на похороны В. И. Колчака. А 30 ноября того же года у них родилась дочь Маргарита.
А служба шла своим чередом. В мае 1913 года по распоряжению Эссена Колчак сдал «Уссуриец» и вступил в командование эскадренным миноносцем «Пограничник» – посыльным судном адмирала, на котором он часто поднимал свой флаг. Вскоре Колчака привлекли к работе в штабе Эссена, на первое время – помощником О. О. Рихтера («Оттона I»).[504]
Должность командира «Пограничника» была очень беспокойной, ибо Эссен не любил сидеть на месте. Целые дни, а то и ночи он был в движении. Он всё хотел знать и видеть сам. «Пограничник» под адмиральским флагом без устали бороздил воды Финского и Рижского заливов, а когда эскадра в полном составе выходила в море, адмирал переходил на флагманский крейсер «Рюрик».
Эссен считал, что корабли должны много плавать, что офицеры и матросы должны чувствовать себя в море, как дома. В прежние времена корабли на Балтике находились в плавании всего четыре месяца в году. Эссен выходил в море в середине весны и завершал кампанию поздней осенью. Ему приходилось вести бесконечные пререкания с Морским министерством, которое было недовольно перерасходом угля и нефти. Эссен же доказывал, что беречь топливо за счёт уменьшения плавания – значит наносить ущерб боеспособности флота.
Эссена любили офицеры и матросы. В личном общении адмирал был обаятелен и утончённо деликатен.[505] На Балтийском флоте Эссен пользовался полным авторитетом. Его недоброжелатели должны были с этим смириться. Григорович благоразумно решил, что лучше не вести во флоте внутренние войны, и поддерживал с адмиралом достаточно корректные отношения. В отличие от него адмирал Вирен, главный командир Кронштадтского порта и военный губернатор Кронштадта, оградил себя бюрократическим валом, и Эссен вместе со штабом должен был вести с ним постоянные тяжбы, особенно если требовался срочный ремонт судов. Вирен был очень непопулярен среди матросов, солдат и гражданского населения, потому что ввёл в городе казарменные порядки, так что даже гимназисты должны были вытягиваться во фрунт, встретив на улице адмирала или генерала.[506]
25 июня 1913 года в финских шхерах, где отдыхал на яхте с семьёй Николай II, производилась учебно-показательная постановка мин. На смотр прибыл отряд минных заградителей (по-старому – минных транспортов) и миноносцев. Конвоирующие миноносцы расположились в отдалении. Заградители пошли строем, на ходу сбрасывая мины, а «Пограничник» следовал параллельным курсом, чтобы следить за правильностью постановки.
