Самарин ударил из широкого замаха, стараясь отрубить монстру голову, однако, несмотря на фонтан светлой жидкости, что брызнул из раны, сабля не перерубила позвоночник до конца, словно шея монстра проросла задеревеневшими побегами.
– Матушкин! – отчаянно закричал офицер.
Матушкин отвлек рогатого фальшивой атакой, после чего ловко уклонился от острия черного меча. Воспользовавшись случаем, Самарин перерубил сухожилия на ногах демона, на волосок уклонившись от смертельного лезвия.
– Стреляй! – закричал офицер Рудницкому.
Алхимик послушно вытащил оружие и выстрелил, чуть не попав в Матушкина.
– Ближе! – заорал лейтенант.
Тем временем демон атаковал солдата: огромный рост и длинные руки помогли ему дотянуться даже на коленях. Удивленный Матушкин пытался блокировать удар, но черный клинок разрубил стальную саблю, словно она была из бумаги, и жандарм упал на спину. Он попытался сделать переворот через спину, но не успел: короткое острие рассекло его лицо и застряло в ключице.
Самарин рубил бестию по спине, однако нечеловеческая живучесть монстра не имела никаких границ. Удар когтистой лапы откинул офицера на мостовую. Под кожей демона вздулись синие вены и его раны начали медленно затягиваться, хотя продолжали кровоточить. Стиснув зубы, Рудницкий выстрелил монстру в голову. Мягкая серебряная пуля разорвала морду чудища. Алхимик сунул дуло в глазницу, напоминающую сейчас кровавый кратер, и несколько раз выстрелил. На минуту все замерло, словно насекомое в янтаре, и наконец демон с грохотом рухнул на землю.
Не обращая внимания на погибших россиян, Рудницкий перерезал артерию на шее чудища и подставил флягу.
– Что вы, к дьяволу, делаете? – процедил со злостью Самарин. Офицер уже поднимался с земли, порванный в клочья рукав мундира и гримаса боли на лице говорили, что он не вышел из боя невредимым. Покрытые кровью руки офицера приобретали сине-серый цвет.
– У меня есть раны на лице? – ответил вопросом алхимик.
– Легкие царапины и синяки.
– Это не синяки, это что-то типа гангрены. Молниеносно развивающейся гангрены. Так, как и на ваших руках.
– Сколько у нас времени? – спокойно спросил Самарин.
– Секунды, – так же равнодушно ответил алхимик. – У этой скотины под когтями какие-то токсины. Или что-то подобное. Псевдодемон и псевдотоксины, – невесело фыркнул он.
– Что де…
Самарин замолчал, словно пораженный громом: поляк сделал большой глоток из фляги и теперь протягивал ему.
– Ну, чего вы ждете? – гаркнул Рудницкий. – Это наш единственный шанс. И их. – Он кивнул в сторону солдат.
– Я…
– Пей, к чертовой матери!
Русский послушно сделал глоток, потом второй. Алхимик бесцеремонно отобрал у него флягу.
– Без преувеличения, это самое паршивое питье на свете.
– Не понял…
– И не надо. Помоги мне их поднять, не хочу, чтобы подавились.
Через минуту Матушкин открыл глаза. Батурин и дальше лежал беспомощный, но казалось, что дышит уже легче.
– Ну а этому уже ничто не поможет. – Рудницкий посмотрел на Ершова.
Жандарм был мертв. Его лицо приобрело синь неба.
– И на мече что-то было, – хмуро констатировал поляк.
– Это нас… вылечит? Эта кровь? – спросил Самарин.
– Без понятия. Теоретически… – Алхимик пожал плечами.
Офицер посмотрел на руку: кожа стала почти нормального цвета. Заражение отступило. Он сжал руку в кулак.
– Это работает! Ничего не болит.
– Понятно. Посмотрим, какие будут побочные эффекты. Кто знает, не пожалеем ли мы о том, что выжили…
– Идем?
– Секундочку, нам нужно тут еще кое-что сделать.
– Ну, конечно, – бросил Самарин. – Надеюсь, что сердце у этой скотины там же, где у всех, – добавил он, вытаскивая саблю.
