Свидетельство о рождении было выписано в соответствии с правилами прусской бюрократии, зачитано отцу и подписано им в удостоверение подлинности содержания. Отныне Конрад Аденауэр числился подданным Пруссии, отпрыском родителей католической религии (это слово предписывалось применять вместо обычного «вероисповедание») и жителем города Кёльна. Уже в этом самом первом документе, полученном Аденауэром на второй день после рождения, проявился парадокс, который будет сопровождать его всю жизнь: с одной стороны, глубокая привязанность к родному городу и к католичеству, а с другой — не менее глубокое чувство лояльности к германскому государству, фундаментом которого была по преимуществу протестантская Пруссия.
Впрочем, парадокс этот возник еще раньше: его воплотили в себе уже родители будущего канцлера. Отец, Иоганн-Конрад, убежденный католик, в возрасте восемнадцати лет добровольцем вступил в прусскую армию, явно предпочтя военную карьеру, притом под началом короля-протестанта, гражданской. Впрочем, перспективы последней были довольно-таки сомнительными: семейное дело — булочную в Бонне — пришлось незадолго до того продать за долги. Мать Конрада, Елена, урожденная Шарфенберг, называла себя коренной жительницей Кёльна; и действительно, свидетельство о рождении ей было выписано именно там, однако семья ее происходила из местечка Бад-Сакса в саксонском Гарце, дед ее, гобоист полкового оркестра, осел в Кёльне, можно сказать, по воле случая. Отец Елены, Август Шарфенберг, был вообще протестантом, и хотя он женился на добропорядочной католичке, дочери боннского лавочника, не может быть и речи о том, что все предки Конрада Аденауэра были «чистокровными рейнландцами», как он это утверждал впоследствии.
Уже будучи канцлером, Аденауэр всячески расписывал военные подвиги своего отца: то его «вытащили из-под груды убитых и раненых, сжимающим в руках захваченный австрийский флаг», то ему «присвоили звание лейтенанта за храбрость на поле боя». Сохранившиеся документы военных архивов содержат более сухую и не столь патетическую информацию: за пятнадцать лет в армии Иоганн-Конрад дослужился до унтер-офицерского чина; в составе 7-го Вестфальского полка он принял участие в прусско-австрийской войне 1866 года, был тяжело ранен в битве при Садовой, во время штурма сильно укрепленной деревни Проблус. За эту битву он в числе многих получил военную медаль 2-го класса и был демобилизован по «временной инвалидности». Увольняемому, как это обычно делалось, было присвоено следующее звание — так унтер-офицер действительной службы стал лейтенантом запаса. Причиной повышения было, таким образом, ранение, а не храбрость, хотя, конечно, нет оснований подозревать Иоганна-Конрада Аденауэра в отсутствии таковой. Во время франко-прусской войны 1870–1871 гг. отец Аденауэра снова был призван в армию, уже на нестроевую должность в тылу. После окончания этой войны он получил окончательную отставку. Еще одна медаль и скромная пенсия — вот все, с чем он начал гражданскую карьеру.
Ее перспективы выглядели не блестяще. Образование Иоганна-Конрада ограничивалось несколькими классами начальной школы. Кроме армейской муштры, он ничего не знал. Сюда добавлялись еще последствия ранения. Тем не менее ему удалось устроиться на должность писаря в суде и, постепенно поднимаясь по бюрократической лестнице, за тридцать лет добраться до должности начальника канцелярии кёльнского суда высшей инстанции, получив вдобавок почетный титул «канцлайрата».
Выше чиновник без университетского или какого-либо иного диплома подняться уже не мог, и сам достигнутый статус был плодом чрезвычайного усердия и самоотдачи в работе, характер которой — монотонное бумаготворчество — был таков, что не каждый мог ее выдержать. «Это был суровый человек, — писал об Аденауэре-старшем один из его современников, — не особенно симпатичный, но очень ответственный и добросовестный». В награду за добросовестность он получил в 1891 году орден Красного орла 4-го класса. По чиновничьим критериям это было не слишком много, но сотрудникам технического аппарата, к которому, по существу, принадлежал Иоганн-Конрад, и такое отличие не часто давали. В 1903 году он стал кавалером Ордена короны 3-го класса — нечто уж настолько выдающееся, что это было сочтено достойным упоминания на его надгробной плите. В общем, можно сказать, что его гражданская карьера вполне оправдала те ожидания, которые он сам с ней связывал.
