В дверь позвонили раз, еще раз, еще и еще.
Дверь рядом с камином, ведущая в остальные комнаты, отворилась, и на пороге появился хозяин в небрежно застегнутой рубашке, словно его только что выдернули из постели. Широко зевая, он на секунду облокотился на греющуюся каминную полку. Высокий, широкоплечий, крепкий и складный мужчина тридцати лет с самоуверенным лицом и дерзкими глазами, как это обычно свойственно «людям искусства», среди которых принято считать, что они созданы для иных, высших целей, столь далеких от ничтожных интересов низких и мелких людишек, потянулся, поморщился и раздраженно крикнул:
— Слышу, слышу, уже иду. — Он щелкнул замком и неожиданно улыбнулся. — А, это ты, Джек, привет.
Молодой мужчина, ровесник хозяина, прислонившись к стене, не успев снять палец с кнопки звонка, весело ответил:
— Ну ты и копаешься!
Фокнер распахнул дверь пошире и впустил гостя. Молодой человек в безукоризненном смокинге и наброшенном на плечи плаще с бархатным воротником привычно переступил высокий порог.
Хозяин захлопнул дверь, шагнул в гостиную и вытащил сигарету из серебряной шкатулки. Джек следил за ним внимательным взглядом.
— Выглядишь ты не лучшим образом.
— Не трудись, я все равно испытываю к тебе добрые чувства, — рассмеялся Бруно.
Морган обвел глазами комнату, его взгляд споткнулся о трубку, снятую с телефона и лежавшую рядом на маленьком инкрустированном столике. Вздохнув, он подошел и аккуратно положил ее на рычаг.
— Так я и думал. Все мои попытки в течение трех часов дозвониться до тебя не увенчались успехом.
Фокнер невозмутимо пожал плечами.
— Двое суток работал как каторжный… А потом снял трубку и завалился спать. А что случилось, Джек? Чего ты пришел?
— Что с твоей памятью, Пракситель?[2] Сегодня день рождения Джоанны. Она прислала меня за тобой.
— Боже мой, клянусь, совсем вылетело из головы! Уже, пожалуй, не отвертеться?
— И не мечтай. Всего лишь восемь вечера, — ухмыльнулся Джек.
— Черт возьми! Не сомневаюсь, что Джоанна, как всегда, зазвала целую толпу зануд. И потом, я забыл про подарок, — уныло вспомнил Бруно.
Жестом фокусника, в преддверии бурных аплодисментов, Морган вынул из кармана кожаный футляр и положил его на стол.
— Жемчужное колье… Всего-навсего целых семьдесят пять фунтов. Прямо от «Хамберта». Я позволил себе записать его на твой счет.
— Воздам сторицей, Джек! — засмеялся хозяин. — Не могу передать, как я намучился с этими чудовищами! — Он махнул рукой в сторону скульптуры и отправился в ванную сбривать двухдневную щетину.
Гость, сбросив плащ на кресло, приблизился к скульптуре и застыл в созерцании.
Конечно, далекий от искусства новичок не назвал бы классикой эти четыре женские фигуры, сработанные в натуральную величину, хотя и было в них что-то от ранних образов Генри Мура.[3] От группы застывших женщин веяло холодом и ужасом. Джек передернул плечами.
Хлопнула дверь в ванной, и Бруно в махровом халате ласково хлопнул приятеля по плечу.
— Ну, как тебе?
— Ты добавил еще одну… А ведь спорил с пеной у рта, что три — классическая триада, что все остальное от лукавого…
Скульптор пожал плечами.
— Пять недель назад, когда я впрягся в эту работу, мне казалось, что и одной хватит с лихвой. Потом замыслы стали расти, грузнуть, пухнуть словно грибы после дождя… Хуже всего, что я уже не в силах оторваться.
— Знаешь, дружище, но это же чудо, лучшее из того, что ты когда-либо совершил!
Фокнер ответил, помолчав с полминуты. В голосе его были усталость и сомнение.
— Я не спешил бы с выводами. Кажется, все еще чего-то недостает. Нарушены пропорции, нет какого-то равновесия и, как следствие, покоя или ужаса. Наверное, придется прибавить к ним еще одно чучело.
— По-моему, хватит.
— Мне видней, дружище. Ну да черт с ней, работой, глина может подождать, а Джоанна вряд ли. Пойду переоденусь — и вперед.
Он вернулся в ванную, а Джек запустил руку в шкатулку, вытащил сигарету, с удовольствием затянулся ароматным дымом и громко, чтоб его было слышно, спросил:
— Что ты думаешь о последнем случае этого Дождливого маньяка?
— Только не говори, что он еще кого-то грохнул. Сколько уже всего, четыре?
