— Что, опять пришел? — Человек, прибитый к стене пещеры смотрел на меня безумными глазами. Он был необычайно худ — как будто на скелет натянули кожу — проглядывались, волосы его взъерошены, все тело покрыто шрамами. Некоторые раны были достаточно глубоки, чтобы из под кожи проглядывались белые ткани костей. Голова пленника была наклонена набок. Кажется у него не было сил приподнять ее.
— Ты всегда приходишь. И ничего не говорите, смотрите. Ну ничего я еще выберусь отсюда, покажу всем… — Голос заключенного то булькал, то хрипел, то он прерывался на едва слышный шепот. — Чувствуешь? Мы чувствуем — цветы. Они дышат. Вы все такие мертвые. Каждый из вас. Я уже это говорил, а ты этого не помнишь. Цветы — вот они. Этот разговор состоялся миллионы раз. Но ты не помнишь. Каждый из вас никак не может запомнить, что здесь пахнет прекрасными розово-красными цветами.
Прибитый каменными кольями заключенный дернулся.
— Что, опять пришел? Ты всегда приходишь. И ничего не говорите, смотрите. Ну ничего я еще выберусь отсюда, покажу всем… — Чувствуешь? Мы чувствуем — цветы. Они дышат. Вы все такие мертвые. Каждый из вас. Я уже это говорил, а ты этого не помнишь. Цветы — вот они. Этот разговор состоялся миллионы раз. Но ты не помнишь. Каждый из вас никак не может запомнить, что здесь пахнет прекрасными розово-красными цветами.
Тварь дернулась.
— Что, опять пришел? Вы всегда приходите и молчите. Говорить что ли не умеете? У вас, наверное рот зашит. Чувствуешь запах? Чувствуешь. Цветы. Они дышат. Вы все такие мертвые. Каждый из вас. Я уже это говорил, а ты этого не помнишь. Цветы — вот они. Этот разговор состоялся миллионы раз. Но ты не помнишь. Каждый из вас никак не может запомнить, что здесь пахнет прекрасными розово-красными цветами.
…
Меня как будто бы захватил поток воспоминаний. Десятки и сотни разговоров, десятки и сотни пещер в которых я поднимаюсь вверх и говорю с «этим». И каждый раз одно и тоже. Интонации, смысл почти ничего не меняется.
— Прекрати, — прошептал я падая на колени и хватаясь руками за голову, которая разбухала от тысячи голосов внутри.
— Так уж устроен этот мир — тот кто не чувствует запах цветов никогда их не почувствует. Это все там, наверху решают. Сбои, видимо среди цветов тоже случаются. — На секунду мне показалось, что в словах незнакомца есть смысл, но я попытался отделаться от этого короткого помутнения.
Заключенный дернулся, как раньше, но на этот раз не запустил шарманку заново, а просто исчез, оставив меня в недоумении.
— Так уж устроен этот мир — тот кто не чувствует запах цветов никогда их не почувствует. Это все решается не нами. Сбои, видимо среди … неважно…. случаются ошибки. — Более приятный, но немного картавый голос разнесся эхом по пещере.
Картинка дернулась, а затем рассыпалась на множество пикселей. За несколько секунд куча маленьких точек сформировалась в нечто совершенно другое: джунгли. Приятные запахи: сырость осталась, но здесь она совершенно другая, она помогает дышать, а не забивается в легкие, как пещерная; запах листвы, земли, цветов и травы. Цвета сменились с безнадежного, темного серого на живые зеленый, синий, красный. Мрак пещеры превратился в яркое солнце; а умирающий узник в мужчину, одетого в элегантный костюм.
— Так уж устроен этот мир — тот кто не может открыть глаза — никогда не увидит запах цветов, тот кто не готов отпрянуть ото сна не узнает жизни. Тот кто не перейдет с белого на черный никогда не узнает как это на той стороне.
Я смотрел на этого человека, вглядывался в его глаза, видел в них отражение мира, казалось бы прекрасного, вслушивался в слова, вроде бы верные и красивые, но что-то не давало мне покоя. Что-то выпирала наружу, что-то казалось мне неправильным. Какой-то изъян.
— Так уж устроен этот мир — тот кто не может открыть глаза — никогда не увидит запах цветов, тот кто не готов отпрянуть ото сна не узнает жизни. Тот кто не перейдет с белого на черный никогда не узнает как это на той стороне.
— Так уж устроен этот мир — тот кто не может открыть глаза — никогда не увидит запах цветов, тот кто не готов отпрянуть ото сна не узнает жизни. Тот кто не перейдет с белого на черный никогда не узнает как это на той стороне.
