Я беззвучно заплакала. Эти чувства протекали через меня вновь с болезненной медлительностью, шершавыми, зазубренными краями раздирая кожу.
Экейн все еще держал мое лицо в ладонях, заставляя смотреть ему в глаза:
— Разве не он нашел твою настоящую мать, и не он позволил ей убить тебя?
— Замолчи…
— Когда ты была с ним, тебя обуревали яростные чувства, желание мести, желание убийства. — Он придвинул свое лицо к моему, и прошептал на ухо: — Ты хотела убить меня, помнишь?
Я не могла пошевелиться. Пальцы Экейна сжимали мою остывшую кожу, под рубашкой, заставляя затаить дыхание. Я могла бы вырваться, но не могла. Я обессилена. Я не желаю слышать, что он говорит. Страх и недоверие, невидимыми кандалами сковали мое тело, заставляя медленно вдыхать и выдыхать воздух.
— И в ту ночь в лесу, я думал, что погибну вместе с тобой. — Я попыталась отцепить Экейна от себя, беря его легкий свитер в руки и пытаясь отодвинуть его от меня, но Экейн застыл, не шевелясь, и тихо дыша мне в ухо: — Когда ты спустила курок, я понял, что теперь ты принадлежишь ему. Тогда я впервые осознал, насколько ты поддалась Адаму, и насколько ты зависима от него.
— Адам не пытался меня убить, — прошептала я, переживая заново ту ночь. Рэн отстранился, его пальцы переместились на мою шею, вызывая мурашки по коже. Мы вновь встретились глазами:
— Ты права, зато он убил человека, который преследовал тебя.
— Нет…
— Он никогда не пытался тебя убить. Но он готов убить тех, кто пытается причинить тебе вред.
— Ты говоришь… — я совершенно запуталась. Это дикость. Дикость, в которой нет логики. Это все невозможно. Я не могу… просто не могу…
Он снова взял мое лицо, и убрал волосы с глаз. Почему он прикасается ко мне? Я хочу, чтобы он убрал от меня свои руки!
— Ты не можешь все это понять прямо сейчас, но со временем поймешь. Это то, что в действительности происходит. То, чем ты живешь. Я не хотел взваливать на тебя все это, зная, что тебе сейчас тяжело, но иначе я не могу поступить.
Я убрала его руки от себя, отодвигаясь еще дальше. Экейн смотрел на меня как-то иначе. Он чувствовал вину за то, что сказал мне все это. Он верит в это, и думает, что я тоже должна поверить. Нет. Нет, я не стану слушать больше этот вздор. Я хочу вернуться в постель.
Чувствуя себя зомби, я медленно встала на ноги, и он поднялся вслед за мной.
— Куда ты идешь?
— Я не знаю. В свою комнату. Я не хочу больше слушать тебя.
Взгляд Экейна стал потерянным, он пошел вслед за мной, я не возражала. Моя голова гудела от невыносимой боли. Слова, что он шептал мне, все еще звучали в моих ушах.
Адаму верить нельзя… он убил человека… Экейн пытается меня защитить от него…
Я вошла в свою комнату, и пошла к кровати. Забралась под одеяло, и сжала его на груди, с силой зажмуриваясь. Слезы снова нахлынули, я почувствовала, как они собираются под веками. Но я все равно не плакала.
Это будет унизительно сейчас. Если я заплачу, это будет значить, что я верю в Экейна. Я не поступлю так с Адамом. Он — мой единственный друг.
— Зачем ты рассказал мне все это? — сиплым голосом спросила я, открывая глаза. Экейн стоял у моей постели, выглядя потерянным, расстроенным, словно разговор не принес ему удовольствия. Но он должен быть рад. Он добился того, чего хотел — он заставил меня сомневаться, заставил меня задуматься и найти во всем этом смысл.
Рэн медленно присел рядом, и разгладил одеяло в моих ногах. Он не хотел отвечать, и я повторила свой вопрос.
— Я не мог больше делать вид, что ничего не происходит. Адам понял, что ты жива. — Я зажмурилась, не в силах слышать это. — Он сказал мне, что он внезапно ощутил, как в тебе пробудилась жизненная энергия. Сказал, что где бы я не спрятал тебя, мне не удастся уберечь тебя. И я понял, что близок к тому, что однажды вернусь домой, и не найду тебя.
Он наклонился и убрал мои волосы за ухо, с нежностью, не присущей ему. Затем вытер слезы с моих щек, выглядя еще более подавленным чем прежде.
— Я не хотел расстраивать тебя, Аура. Просто ты должна знать это. Я столько лет хранил это для тебя…
— Теперь ты расскажешь мне, что случилось? — спросила я, сглатывая. Экейн продолжал прикасаться к моим волосам, словно у него был нервный срыв, и это — единственное что он мог сделать, чтобы не сойти с ума.
