— Нет, — с вызовом ответил Инга. — Базовый корабль механоформ к моменту моего появления в системе, уже получил серьезные повреждения…
— Три десятка истребителей Роя, перезаряженные «Сеятелем», вы не приняли в расчет? — перебил ее Мищенко.
— Адмирал, я получила призыв о помощи! Там гибли миллионы разумных существ!
— Лейтенант Долматова, а сколько жертв среди населения сотен Обитаемых Миров могла бы спровоцировать ваша выходка, окажись в руках противника прототип «Стилетто»? Или вы считаете, что победителей не судят?
— Я считаю, что нельзя прикрываться дикими Семьями инсектов и космическими поселениями логриан, как щитом, закрывать глаза на их жертвы, проводить локальные акции, не реагируя на призывы о помощи! — с возмущением ответила Инга.
В следующий момент она позволила себе несомненную дерзость.
Мгновенным ошеломляющим прикосновением она не разрушила мнемоническую защиту адмирала, но проникла сквозь незримый полог, выплеснув в рассудок Мищенко то невыносимое ощущение отчаяния миллиардов существ, находящихся на краю гибели, которое вторглось в ее сознание в критический момент боя.
Могла ли я уйти, адмирал?
Сергей Дмитриевич побледнел, со стороны было видно, что он невольно вздрогнул и лишь невероятным усилием воли сохранил бесстрастное выражение лица.
— Ваша позиция понятна, галактлейтенант. — Адмирал Мищенко несколько секунд смотрел на нее, затем обернулся к командиру «Апостола». — Капитан, требую разобраться и доложить о принятом решении. Рекомендую временно отстранить галактлейтенанта Долматову от боевых вылетов.
Неизвестная точка пространства…
Над окраиной Ржавой Равнины в распадках между холмами плавали пласты утреннего тумана.
Исполинское, загадочное технокладбище начиналось в предгорьях и простиралось на многие сотни километров, до побережья океана, где Ржавые Холмы постепенно превращались в оплывшие, пологие песчаные дюны.
Здесь никогда не совершали посадку космические корабли, принадлежащие людям, не ступала нога человека… до тех пор, пока злонравная судьба, играя событиями, не решила вдруг: а ведь все когда-то случается впервые.
* * *
Галакткапитан Рощин очнулся в полной темноте.
Перед глазами плавали багряно-черные пятна. Рефлекторная попытка пошевелиться привела к паническому и удручающему результату — он не ощущал тела.
Для большинства людей понятие «боевой мнемоник» содержит некий набор сверхвозможностей, признаваемый по умолчанию. Ну, подумаешь, потерял сознание, а по его возвращении вдруг отказали все свойственные человеку органы чувств, — не беда, ведь кибернетические модули, установленные в гнездах дополнительных имплантов, оснащены наборами микросканеров, а рассудок мнемоника достаточно тренирован, чтобы воспринимать мир с их помощью.
Тем не менее Вадим был полностью дезориентирован, словно его замуровали в темном экранированном помещении.
Где я? Что произошло?
Ответа он не получил. В памяти зиял пугающий провал пустоты, некоего безвременья, словно события, предшествующие потере сознания, оказались тщательно вытравлены из рассудка.
К фрайгу… Я должен помнить хоть что-то!..
Имя… Фамилия… Звание…
Мысли постепенно заполняли гулкую пустоту, он по-прежнему не ощущал тела, но процесс возрождения самосознания уже стал необратим: появились смутные, пока обрывочные, бессвязные воспоминания, среди которых всё явственнее проступало несколько ключевых образов.
Он ухватился за них, как хватается за соломинку утопающий, хотя фрагменты восстановленной памяти несли далеко самые не приятные ощущения.
Алексия….
Шар планеты, укутанный покрывалом облачности, обломки станций противокосмической обороны, растянувшиеся по орбитам, зловещий контур базового корабля механоформ, — отдельные вспышечные картины постепенно складывались воедино, словно фрагменты головоломки, пробуждая, стимулируя память, и, наконец, он вспомнил скоротечный финал трехдневного противостояния, нет, правильнее сказать — ощутил, как в сознании ломаются хрупкие перегородки, выплескивая в рассудок шоковые впечатления последних секунд перед неизбежной гибелью его «Стилетто».
Базовый корабль противника в последних воспоминаниях виделся смутно, его очертания дрожали, искажались, плавились, да и подсистемы собственного истребителя уже не составляли единого целого — сила, воздействовавшая на корабль механоформ, коснулась в тот момент и машины капитана Рощина…
