Джонс запечатывает мешок, оглядывается, прячет его обратно в подлокотник. Утирается рукавом серенького костюмчика. Сам Джонс теперь окончательно серенький и очень, очень несчастный. Ему тут не нравится. Он на взводе, он злой, держится из последних сил и поэтому грустен. Что-то у него пошло не так. Совсем не так, как надо.
– Я буду жаловаться! – шипит Джонс.
– Куда? В Джаммат Свободного Космоса?
Джонс тяжело вздыхает и отворачивается, выражая крайнее недоумение.
Получается у него уже совсем неубедительно.
– Ладно, сиди, думай, – разрешает капитан. – Время ещё есть. Но его всё меньше с каждой минутой. Ты пойми, дубина, мы – коммерческий флот, деловые люди. Мы не страдаем ерундой, мы занимаемся логистикой. Поэтому с нами всегда можно договориться. А вот убивать нас неправильно, мы этого очень не любим и жестоко мстим. Ты задумал нас ухлопать, и уже за саму эту мысль тебе стоило бы заплатить нам. Мы сердимся, если у кого-то возникают такие мысли. Уразумел, нет? Вижу, что нет… Ты жадный, что ли? Или глупый?
– Погодите, я понял, – Джонс расправляет плечи. – Вы пережили стресс. Вы уже немолоды, вам сейчас очень трудно, и вы ищете виноватого. Знаете, я согласен. Назначьте меня виноватым. Арестуйте. Не проблема. Заприте в каюте, я готов.
Капитан пару раз моргает, что-то прикидывая.
– Ну зачем же в каюте, – говорит он наконец. – В каюте – это несерьёзно. Мало ли, чего ты там припрятал на чёрный день. Не-ет, дорогой… В ремонтном шлюзе мы тебя закроем. И при малейшей опасности случайно откроем внешний люк. У меня, понимаешь, расширенные полномочия при доставке спецпочты. Я обязан всего бояться. Сейчас я боюсь тебя. Честное слово, ты меня напугал очень сильно. Операторы, выполняйте. В шлюз его.
Братья Амбаловы начинают Джонса отстёгивать.
Тут в рубку влетает девушка. Она одета в новенькую, с иголочки, парадную штурманскую форму, влажные чёрные волосы гладко зачёсаны назад и собраны в хвост. Сейчас у всех от невесомости лица опухшие и круглые, у девушки совсем кругленькое, но всё равно видно, что штурман – симпатяга. Хотя и несколько склонна к полноте.
– А можно я ему по морде дам?! – заявляет симпатяга.
На неё все оглядываются, и тут мистер Джонс преображается из серенького дядечки в опасную тварь, способную запугать даже капитана Безумова. Резкими короткими ударами он начинает бить братьев Амбаловых, стараясь попасть в уязвимые места – пах, глаза, горло. Братья кряхтят, но держатся, хотя и с трудом. Надолго их не хватит. Они стараются зафиксировать руки и ноги Джонса, сплетаются с ним в тесный клубок и так летают по рубке, ударяясь обо всё, что подвернётся.
– Пилот! – рявкает капитан и едва успевает поймать за пояс штурмана, рванувшегося к Амбаловым на выручку.
Эвери уже без команды отстегнулся. Он подлетает к драке, просовывает в неё руку, шарит там внутри и берёт Джонса за шею. Некоторое время сплетение тел ещё шевелится, а потом братья, отдуваясь, разлетаются в стороны. Обмякший Джонс, растопырив конечности, висит на руке Эвери, словно кукла.
Рядом летает отвёртка, которую Джонс успел выдернуть у кого-то из кармана. Эвери пережал ему артерию очень вовремя, ещё пара секунд – и был бы труп на борту, а то и два. А при известной удаче всех поубивал бы скромный и незаметный мистер Джонс.
– Ты совсем-то его не задави, – говорит капитан. – Нам этого красавца сдать желательно.
– Я хорошо разбираюсь в физиологии человека, – отвечает Эвери механическим голосом.
Свободной рукой он ловит отвёртку и протягивает её Бесику. Тот сконфуженно благодарит.
– Извините, мальчики… – говорит штурман помятым и побитым операторам. – Как-то я не вовремя… Ой, Русик, что у тебя с глазом? Сейчас я аптечку…
– Потом, – отмахивается Русик, держась за глаз. – Сначала мы его упакуем, да, капитан?
– В шлюз. Действуйте.
Братья выталкивают Джонса в коридор. Слышно, как тело бьётся о стены.
– Извини, пап, – говорит штурман. – Я повела себя, как дура, и подставила вас. Больше не повторится, кэп.
– Да ладно, ты не виновата. К таким ситуациям трудно быть готовым смолоду. Теперь будешь готова, хе-хе… Анечка, солнышко, отбуксируй ты свой подарок ко мне в каюту, пускай там посидит до конца рейса. Кончились праздники, начинается борьба за живучесть и прочая рутина.
