Аманда подошла к дверям и приложила большой палец к сенсорному устройству замка. Тяжелые массивные двери из потемневшего от времени дерева распахнулись. Они прошли в квадратную прихожую, по стенам которой были развешаны куртки и свитера. Прямо перед собой за открытым арочным проходом располагалась гостиная.
По атмосфере дома чувствовалось, что он пустой, но отнюдь не безжизненный. Аманда повернулась к Хэлу.
— Сейчас я тебя покину. Жди меня около полудня или чуть позже. Если же я задержусь или если ты проголодаешься или захочешь пить, кухня и кладовые находятся в западном крыле здания с левой стороны. Еда и напитки специально оставлены в доме для тех, кому они могут понадобиться, — у нас это в порядке вещей. Думаю, тебе не надо напоминать, чтобы ты прибирал за собой.
— Само собой разумеется, — ответил Хэл. — Но думаю, я дождусь тебя и мы пообедаем вместе.
— Только не нужно церемоний, — улыбнулась Аманда. — Почти во всех комнатах ты найдешь телефоны, фамилия моей замужней сестры — Дебинье. Если возникнет необходимость — позвони мне.
— Еще раз спасибо. — Хэл вдруг почувствовал некоторую неловкость. — Я очень благодарен, что ты мне доверяешь, оставляя здесь одного.
— Думаю, с домом ничего не случится, — сказала она и вышла.
Хэл остался один в хрустальной тишине пустого дома. Постояв в нерешительности секунду или две, он прошел в гостиную.
Это была большая комната, гораздо больше аналогичного помещения в Фал Моргане, со стенами, обшитыми панелями темного дерева. Вытянутая конфигурация дома обусловила и форму гостиной — она была скорее прямоугольной, нежели квадратной, но в ней с удобствами могли разместиться не меньше тридцати человек, а при необходимости — и больше. Северная стена представляла собой одно сплошное окно со шторами от стены до стены, сейчас полностью раздвинутыми, через которое открывался вид на отвесную стену позади дома. «Видимо, — подумал он, — специальные датчики следят за тем, чтобы каждое утро шторы раздвигались; надо думать, в доме есть и другое автоматическое оборудование, чтобы в отсутствие хозяев переключать разнообразные устройства на дневной и ночной режимы работы, а также поддерживать постоянную температуру внутри дома в летнюю жару и в зимнюю стужу».
В стене справа от него был единственный проем, за которым тянулся длинный коридор. Облицовывавшие стену строгие деревянные панели украшал только один предмет — портрет стоящего в полный рост высокого, стройного мужчины средних лет в старомодной военной форме, которую могли носить только на Земле двести или даже больше стандартных лет назад. У него были седые усы с острыми нафабренными концами — это сразу же заставляло отбросить предположение, что на портрете изображен Клетус Грим. Наверняка Хэл видел перед собой портрет Ичан Хана, отца Мелиссы Хан, жены Клетуса, и, насколько он помнил историю этой семьи, Клетус сам и написал его. А старинную форму, в которой его запечатлела кисть художника, по всей видимости, он носил, когда служил офицером в афганских войсках до того, как вместе с Мелиссой эмигрировал с Земли.
В обшитой панелями южной стене за его спиной не было совершенно ничего примечательного, кроме расположенного в самом центре прохода, соединяющего гостиную с прихожей. Слева, в западной стене, имелось еще два прохода; за ближайшим к нему находилась лестница на второй этаж. Дальний, освещенный солнечным светом, вел, скорее всего, в столовую. Хэлу даже был виден уголок обеденного стола; именно о нем рассказывала Аманда, когда он отпустил замечание по поводу размеров обеденного стола в столовой фал Моргана.
Простенок между двумя проходами почти целиком занимал широкий глубокий камин, сложенный из черно-серого гранита. На широкой боковой грани каминной доски был изображен геральдический щит с тремя морскими раковинами. Прямо над доской висела сабля в украшенных серебром ножнах, такая же старинная, как и военная форма на портрете на стене напротив, принадлежавшая, надо полагать, тому же Ичан Хану.
Хэл сел в одно из больших глубоких кресел. Царившая в доме тишина давила на него. Он пришел сюда, объяснял он себе, потому что был не готов к разговору с дорсайцами. Не то чтоб не готов передать им послание экзотов, а не готов обратиться к дорсайцам от собственного имени, найти слова, которые они услышали бы и поняли.
