Абракадабры - страница 6

Этимологи объясняют, что выражение идет от сравнения со старинным стенобитным орудием сокол, представляющим собой совершенно гладкую чугунную болванку, закрепляемую на цепях [24]. В этом уже есть, слава богу, хоть какая-то логика, что дает право сказать, что в нашей этимологии не все так безнадежно плохо. И все же остается неясность: почему болванка называется так же, как и эта гордая птица. Находим в словаре арабский корень СКЛ. Он означает “счищать, шелушить, оголять”. Похожее значение и у корня ГЛЙ – “быть ясным, открытым, голым”. Русское голый тоже отсюда. Оказывается, в нашем выражении просто семантический повтор для усиления. Один раз от корня гол, второй от корня СКЛ. Что-то вроде голый гольем. Такой же, как в выражении ходить ходуном. Ни сокола в нем, ни болванки.

Что же касается болванки, то корень СКЛ имеет и другое значение “бить, стучать”, от него-то стенобитное орудие, а не от голизны. Но и в первом значении этот корень имеет продолжение в русском, например, в таких словах как скула “часть лица, на которой не растут волосы” или в выражении скалить зубы.

Еще более странная птица – соловей. Тот самый, который разбойник. Как стало возможным, что это маленькая певчая, совершенно, как я думаю, безобидная птичка превратилась в грозного разбойника, олицетворение зла? Как вообще стало возможным сочетание двух таких разных понятий в одном выражении соловей-разбойник, если даже конь и трепетная лань, по нашим представлениям, не сочетаемы.

Начнем, однако, с его определения, то есть со слова разбойник. Нельзя не заметить, что в нем есть некая странность. Судите сами. Одно дело – разбой шаров на бильярдном столе, совсем другое – разбой на дорогах. Это же в принципе разные вещи. На дорогах ничего не разбивается, разве что посуда по нечаянности или судьбы тех, кто подвергается разбою. В чем здесь дело? Ответ, как всегда, ищем в арабских корнях. Оказывается, наш разбойник не от разбивать, а от арабского выражения рас забба “голова волосатая”. От него же и наша голова забубеная “бесшабашный, отчаянный человек”. В арабском забба и забуба – синонимы, разные формы одного слова, выражающего идею волосатости, а в переносном смысле – непокорности. Сами арабы, между прочим, тоже не совсем понимают, откуда идет это значение непокорности. Значение забуб “непокорный” (о верблюде) они объясняют так. Когда у верблюда слишком длинные волосы, они закрывают ему глаза, отчего он плохо видит дорогу, бесится и не слушает погонщика [21]. Наши этимологи по какой-то странной причине, а, скорее всего, по недоразумению, считают, что голова забубеная происходит от карточной масти, забывая при этом объяснить людям, какая же связь между бубями и бесшабашностью и почему крести, пики или черви здесь меньше подходят.

Что ты смотришь как баран на новые ворота – так мы говорим человеку, остолбеневшему от неожиданной новости.

Баран здесь на своем месте, употреблен почти в прямом значении, по-арабски (бар 'ан) он означает “невинный”. Вот только непонятно, откуда взялись ворота. Можно себе, впрочем, легко представить. Приводят барана вечером домой с пастбища, а за день поставили новые ворота. Вот баран стоит и удивляется, не узнает родного дома. Думать так о баране – на три порядка завышать его интеллект. Скорее всего, он просто внимания не обратит на эти новые ворота. Да и во фразеологизме не ворота вовсе, а вуруд “появление”, откуда наши роды. Просто баран наш новорожденный, по-гречески эмбрион (того же корня БР' “быть невинным”), потому ему все в диковинку. Греческое значение слова эмбрион, для сведения, — “детеныш животного, преимущественно овцы” [15].

А вот наш барашек в бумажке совсем другого свойства. Так называют взятку. Слово барашик по-арабски буквально означает: “я даю тебе взятку”. Разумеется, выражение к баранам не имеет отношения. Простое созвучие. Один знакомый арабист, с профессорским званием, говорит мне: “Нет, не так. Когда дают взятку, баранов заворачивают в бумажку”. То ли он своим опытом хотел поделиться, то ли крыша у профессора поехала. Мне это неизвестно.