— Она поужинала, приняла две пачки снотворного…
— Но и их нет.
— Потерпи. Найдем позже. Легла одетая. Элегантная. Хотела, чтобы ее нашли в таком виде. Это я могу понять. Но погасила свет, чтобы умереть в темноте. Хм-м…
— А пачки?
— Поищем после вскрытия. Если есть смысл…
— И все-таки я могу включить свет? — спросил Киров.
— Зажги. Я впишу в протокол, что свет был погашен, кроме… — Антонов принялся внимательно изучать протоколы дежурного наряда. — А может, они его погасили, когда пришли сюда после обеда? А в протоколе не отметили? Мелочи…
Осмотр остальных комнат занял еще несколько часов. Ничего, на что следовало бы обратить внимание, ничего подозрительного. Что можно предположить? Пока они действовали вслепую, не зная причин смерти. Конечно, нужно было расспросить свидетелей, поинтересоваться личной жизнью Пенки Бедросян, узнать, где находится ее супруг, и все такое.
Консулов как холостяк, у которого в запасе всегда оставалась масса свободного времени, предложил заскочить на обратном пути в салон, поговорить с ее коллегами или хотя бы обойти соседей. Приближалось время ужина. Соседки, которые обычно рассказывают гораздо больше, нежели знают, наверняка сейчас священнодействовали у плит. Жена Антонова тоже. Как только он представил себе ожидавший его ужин у телевизора, желание Антонова продолжать работу испарилось. Лучше не торопиться.
* * *
Открывая дверь квартиры, он уловил дразнящий запах жареного картофеля, и ему захотелось наесться от души.
— Это ты? — услышал он голос жены из кухни. — Я уже начала беспокоиться, что картошка остынет.
Антонов сунул ноги в домашние шлепанцы, ждавшие его за дверью, и вошел в спальню переодеться. Жена, «сливенская хозяйка», как ее называли и он сам, и его приятели, часто говорила ему: он ест больше, нежели следует, и поэтому толстеет с каждым днем. Готовила она действительно вкусно. Впрочем, не отрицая ее кулинарных способностей, он сознавал, что виноват сам — все приготовленное ею ему очень нравилось.
Антонов бочком проскользнул на кухню. Две тарелки с салом и колбасой, салат из сладкого перца, из свежей капусты, его любимая лютеница с сыром и луком были уже готовы. Он демонстративно несколько раз втянул носом запахи еды.
— Еще не вошел, а уже голоден, а? Подожди, не пришла Дора.
— Не перебарщивает ли она?
— Почему ты меня спрашиваешь об этом? Поговори с ней, чтобы она поняла: у нее есть отец…
— А Антон?
— Уткнулся носом в детектив вместо того, чтобы учить уроки. С ним тоже нелишне поговорить.
Украдкой схватив кусочек колбасы, он быстро вышел из кухни. Уютно устроился в кресле, взялся за газеты. Утренние выпуски Антонов успевал просматривать только вечером. Увлекшись новостями, он не заметил, как в комнату вошел сын.
— Отец, ты видел «Морли»?
— Кто этот Морли?
— Так называется пистолет Арчи Гудвина.
— Нет, Тони, это какой-то американский пистолет, я не знаю.
— А он хорош?
— Откуда мне знать, если я его в глаза не видел.
— А он лучше твоего?
— Я тебе уже говорил: моя работа делается не пистолетом, а головой.
— Но если Арчи начнет палить в тебя, что ты будешь делать со своим ТТ?
— Тогда и подумаю. Во-первых, в этом нет нужды; во-вторых, этот Арчи вымышленный герой; в-третьих, я уже пятнадцать лет работаю следователем, но мне ни разу не приходилось стрелять в кого бы то ни было; в-четвертых, замолчи, я хочу досмотреть газеты!
Ясно, сын читал роман Рекса Стаута «В дверь звонят». Естественно, в двенадцать лет можно увлекаться детективами, особенно когда отец работает в милиции. Вопреки протестам жены он не запрещал Антону читать литературу такого рода. Все равно это было бы бесполезно.
— Отец, а все известные детективы такие толстые?
— Откуда ты это взял? Напротив. Вспомни Шерлока Холмса. И Эркюль Пуаро — ветхий, сухой старик…
— А Ниро Вульф, самый умный из всех. И самый толстый. Почти как ты.
— Ну уж извини. Во-первых, я не толстый…
— А какой ты?
— Полный. В любом случае я не такой толстый, как он. Во-вторых, я не детектив, а следователь.
— А в чем разница? Вы же одинаково ловите преступников.
— Преступники не блохи, чтобы их ловить. Мы раскрываем преступления.
