— Кто, они? — спросила Изарис, с презрением глядя на приближающихся хулиганов. — Я их не боюсь.
— Кэнди права, любимая, — сказал Руфус. — Скорее бери детей и иди через задний двор рыбной лавки. Поторопись.
— Спасибо, — сказала Кэнди. — В следующий раз мы постараемся обойтись без спешки.
— Напомни моему мужу сразу возвращаться домой.
— Он вернется, не беспокойтесь, — ответила Кэнди.
Человек с зеленой бородой, который разжег своими речами гнев толпы, прорывался теперь сквозь небольшую кучку идущих к ним агрессивно настроенных граждан.
— Отправляемся? — крикнул Руфус.
— Разумеется, — сказала Кэнди.
— Тогда давай!
Кэнди прыгнула в лодку. Доски заскрипели.
— Если ты проломишь дно и утонешь, меня не вини, — ухмыльнулся Руфус.
— Мы не утонем, — сказал Шалопуто, последовав за Кэнди. — У этой девушки полно дел. Великих дел!
Кэнди улыбнулась. (Так оно и было. Что, как или когда — она не знала. Но это была правда).
Руфус побежал к штурвалу, крича Шалопуто:
— Режь веревку, тылкрыс! Да побыстрее!
Док дрожал от шагов растущей толпы, которую вел зеленобородый мужчина.
— Я тебя вижу, девчонка! — заорал он. — И я знаю, кто ты такая!
— Готово, Руфус!
— Ну, держитесь! И молитесь!
— Вперед! — крикнула Кэнди Руфусу.
— За свои преступления против Абарата ты будешь наказана…
Сотня полных ненависти глоток повторила его последнее слово:
— Наказана! Наказана! Нака…
В третий раз угроза потонула в яростном реве маленькой лодки Руфуса, который завел мотор. Облако желтого выхлопного дыма вырвалось из кормы и скрыло за собой толпу, а шум двигателя заглушил ее крики.
Но работа Руфуса была еще не закончена. Они отчалили от пристани, но не покинули гавань, в которой было много рыбаков, что привезли сюда собранный в море мусор. Будь лодка Руфуса побольше, она бы застряла среди множества суденышек. Но она была совсем крошечная и проворная, особенно если у штурвала стоял ее владелец. Когда дым рассеялся, лодка уже вышла из гавани и направлялась в Сумеречный пролив.
Побег Кэнди от толпы на острове Вебба Гаснущий День не остался незамеченным. Больше всего глаз, следивших за ней, находилось на острове трех часов ночи. В самом сердце невероятного города стоял большой круглый особняк, а в центре особняка расположилась круглая наблюдательная комната, куда бесчисленные механические шпионы, разосланные по Абарату, хитроумные идеальные имитации флоры и фауны, сконструированные так, чтобы их невозможно было отличить от живых существ, и обладающие к тому же крошечной видеокамерой, сообщали о том, что видят. В Круглой комнате были тысячи экранов, скрывающих ее внутренние и внешние стены, а среди них обычно находился Роджо Пикслер, наблюдающий за миром, который он породил — за маленькими трагедиями, маленькими фарсами, маленькими спектаклями любви и смерти. Но сегодня он не ездил по комнате на своем левитирующем диске, изучая архипелаг. Ныне командой наблюдателей за островами руководил его доверенный коллега доктор Щипцоверн в своих любимых очках, создававших иллюзию, будто два его глаза слились в один. Это он замечал любые важные появления и исчезновения, одним из которых стало бегство Кэнди Квокенбуш. Щипцоверн наказал трем своим помощникам напоминать друг другу о необходимости напомнить самому Щипцоверну, чтобы тот сообщил великому архитектору о девушке из Иноземья, когда Пикслер, наконец, вернется.
Хотя фраза «когда вернется» обычно была не слишком значима, сегодня она несла важный смысл. Сегодня великий архитектор обследовал место своего грядущего великого творения — подводного города в самых глубоких трещинах моря Изабеллы. Зачем? Щипцоверн не раз задавал Пикслеру этот вопрос, на что тот отвечал всегда одно и то же: чтобы дать имена всем безымянным и созерцать чудеса, которые непременно существуют в черных глубинах. Когда эти невинные стремления будут достигнуты, а подводные создания — занесены в каталог, он сможет начать воплощение своей истинной цели (которой поделился только с Щипцоверном): основать в скрытых обиталищах доселе неизвестных жизненных форм глубоководный город, столь амбициозный по масштабам и виду, что блестящая невероятность Коммексо будет подобна грубому наброску по сравнению с работой мастера.
