Когда уже выскакивала за ворота, меня схватили сзади за шиворот.
— Попался воришка.
Сзади стоял хозяин постоялого двора. Вот же.
— Пустите.
— Или плати за хлеб или отвожу в префектуру.
— Мои деньги вас не устраивают и работы вы не даете. Вам что жалко кусочек хлеба, что остался от клиента, вы же его в лучшем случае собаке скормите.
— Это мой кусок хлеба, и собака моя его заработала, в отличие от тебя.
И потащил меня куда то. Силен был боров, я как не крутилась вырваться не могла. Потом начала просить отпустить, после начала угрожать. Но меня продолжали тащить, молча, больше не разговаривая со мной. И вот мы уже у двухэтажного каменного здания. Перед ним стоит столб, похожий на тот около которого пороли парня в другом селе. Около дверей стоят двое военных. В латах, шлеме, с пиками в руках. Меня толкают к одному из них со словами.
— Поймал у себя вора, надеюсь на справедливое наказание.
После этих слов он развернулся и ушел. А меня подхватили и втолкнули внутрь. Один из воин повел меня куда то по коридору, второй остался, похоже, у дверей. Завели в одну из комнат, что шли вдоль коридора. Там за единственным столом сидел старик, что-то записывая в огромную книгу, пером, обмакивая его время от времени в чернильницу. Мы молча стояли ждали, когда он закончит.
Через минут десять, отложив перо в сторону он наконец соизволил посмотрел на нас. Мой сопровождающий сразу заговорил.
— Этого мальчишку привел уважаемый Дирей. Сказал, что поймал в своем доме на воровстве.
Сказать что я девушка или нет? Что-то мне не хочется признаваться. Левой пяткой чувствую, что не стоит этого делать.
— Что ты на это обвинение скажешь?
— Я есть хотел, предложил хозяину денег, но они его не устроили, потом предложил поработать за еду. Но ему, и работники не нужны. А когда уходил, то взял со стола кусочек хлеба, недоеденный клиентом.
— Значит признаешься в воровстве?
— Разве это воровство? Я взял то что ему не нужно, то что он выбросит. То за что ему уже заплачено. Так что по идее это даже не его хлеб, а того, кто кушал. А оставив его на столе он отказался от него. Получается, что у уважаемого Дирея, я ничего не крал.
— Ты купил этот кусок хлеба?
— Нет, я же вам рассказал.
— А раз ты его не купил, он тебе не принадлежит. Он не валялся на улице, а находился в доме уважаемого Дирея. Ты его взял без разрешения, значит украл. А ты знаешь какое наказание ждет вора?
— Нет.
— Покажи мне свои ладони.
Я показала. В одной руке, так до сих пор и был зажат тот злосчастный кусочек.
— Ладони у тебя чистые, это говорит о том что поймали тебя на воровстве первый раз. Повезло. Отделаешься двадцатью ударами плети. Если выживешь, на руке выжгут В — вор. Если тебя поймают второй раз, то уже сорок плетей и отрубят руку, а в третий просто повесят. Наказание получишь вечером. Уводи.
Сказать, что у меня был шок, это ничего не сказать. Молча шла куда говорили, не сопротивляясь. Казалось, еще один шаг, и кто-нибудь выскочит с криками: вас снимала скрытая камера. Только почему-то так никто и не выскакивал. Мы опустились в сырой подвал, где меня впихнули в темную камеру. Маленькое окно, под самым потолком, почти не освещало ее. Подождав пока глаза привыкнут к полумраку начала оглядываться по сторонам.
Помещение каменное, довольно большого размера. Я на глаз не очень умею определять размер, но как на меня не меньше пятидесяти квадратов. Вонь от нечистот стояла невообразимая. Здесь уже было не меньше десяти человек и все внимательно следили за мной. Даже не за мной, а за рукой с все еще зажатым куском хлеба. Пальцы разжались, и он упал на грязный пол. Похоже, местных жителей не волновала чистота пола, на который упал кусочек. Все бросились к нему. По-моему, не только люди, но и крысы. Я еле успела отскочить в сторону. На полу началась возня. Это меня добило окончательно. Слезы хлынули в два потока.
Я точно поняла, это не игра. Я не знаю где я, но это не игра и я явно не в Украине. Где же я? Хочу назад в свой мир, мне тут страшно. Не хочу тут быть. Я не выживу. Вспомнился один удар плетью и спина наказуемого. Я это не смогу пережить. Если и не умру во время экзекуции, то от заражения крови, без медицинской помощи точно загнусь. Я не хочу, мне всего восемнадцать.
