И длилось это не день, не неделю, а месяц за месяцем, из году в год.
От такой ситуации среди баб пошли отклонения: собирались по избам и разглядывали одна у другой влагалища, комментировали, выносили суждения – чья краше.
Когда об этом возрождённом сафоизме прослышал председатель, то, чтобы не дошло до района и дабы радикально пресечь лесбийный уклон, созвал общее собрание в клубе исключительно для баб и девок; но пацаны постарше прокрались в кинобудку и, разиня рты, подглядывали в окошечки, как председатель материл всех собравшихся, стучал единственным кулаком по столу и божился повывести это «мандоглядство» (я малость смягчаю прямоту председателевых выражений).
Удалось ли инвалиду сдержать своё обещание мой папа так и не узнал, поскольку его (папу) призвали в армию.
Вернее, даже не в армию, а на флот…
Вторая мировая догорала, но пушечное мясо жрала ничуть не меньше.
Рязанского паренька Колю, вместе с другими пареньками, переодели в чёрные бушлаты, помуштровали пару месяцев в «учебке», чтоб отличали команду «смирно!» от «разойдись!», да понимали бы где у винтовки штык, а где затвор, и посадили на быстроходные катера для переброски вверх по реке Дунай и высадки десантом где-то в Австрии.
Но, при всей быстроходности десантных катеров, к месту высадки они не поспели – Германия уже капитулировала и не на кого было идти в атаку.
Когда-то в этом месте я чувствовал некоторое разочарование – эх! не успел стать мой папа героем! – но теперь меня радует, что он ни разу не выстрелил и никого не убил, хотя бы даже нечаянно.
Некоторое время он сторожил остров Змеиный у берегов Болгарии, или Румынии, а затем его перевели мотористом на минный тральщик – судно небольшого водоизмещения, с малочисленным экипажем.
Морская служба началась переходом из Севастополя в Новороссийск по неровному Чёрному морю – не то, чтобы шторм, но изрядно болтало.
Качели в парке притягательная забава, но через пару часов качания желудок выбросит даже то, что залежалось в нём с позавчерашнего завтрака, а упомянутый переход длился значительно дольше.
Когда краснофлотец Огольцов сошёл на берег в порту назначения, то даже суша продолжала раскачиваться под ним; он попытался вырвать между высокими штабелями из длинных брёвен, сложенных вдоль причала, но безрезультатно.
Молодой моряк сел, где стоял и, глядя на взлетающие вверх и вновь проваливающиеся ряды брёвен, подумал, что на морской службе он помрёт.
Как ты, наверное, догадываешься, такое его предположение оказалось ошибочным, ведь он ещё не встретился с твоей бабушкой и не зазвал её в ЗАГС, и она ещё не родила троих детей, не превратившись впоследствии (впервые на протяжении этой истории) в мать-одиночку.
Итак, морская болезнь не уморила моего отца, он свыкся с качкой, вытатуировал якорь на тыльной стороне левой кисти, а на правой руке – от локтя к запястью – стремительный контур ласточки с конвертиком письма в клюве («лети с приветом») и бороздил на своём утлом тральщике просторы Чёрного моря, расчищая его от минных полей, в чём, вообще-то, и состоит назначение тральщиков.
Основное отличие подводных мин от наземных в том, что их надо привязывать, иначе расплывутся куда попадя и будут рвать кого попало, без различия своих и чужих.
Вот их и привязывают стальными тросиками к якорькам.
Якорьки хватаются за морское дно и мины – железные шары, заполненные воздухом и взрывчаткой – всплывают, но не на поверхность, а насколько пусит длина тросиков, которую устанавливают из расчёта глубин на конкретных морских путях; где мины и дожидаются, на глубине двух-трёх метров, когда корпус проходящего по морю корабля зацепит один из детонаторов, торчащих из корпуса мины в разные стороны, наподобие детского рисунка солнца.
Благодаря своей малой осадке, тральщик проходит над минными полями не цепляясь за рожки детонаторов, а за ним под водой волочится отпущенная с кормы длинная петля толстого стального троса, который обрывает крепление к якорькам и мины всплывают на поверхность, чтобы их обезвредили, то есть заставили взорваться.
Для этого от тральщика отваливает весельная шлюпка, подходит к плавающей мине, чтобы закрепить на ней динамитную шашку с бикфордовым шнуром (и это всё не на тихом пруду, а на зыбких волнах открытого моря, где шар мины вздымается выше шлюпки, а потом проваливается под неё, норовя боднуть рогом), старшина затягивается заранее раскуренной папиросой – это не для форсу, а чтобы поджечь шнур и – все дружно налегают на вёсла.
