Стеллу начало трясти.
— Что вы… Что вы хотите сказать?
— Что Мэт не имел со мной дела. После того, единственного вечера он никогда не касался меня.
— Никогда. — Стелла облизнула пересохшие губы. — Тогда зачем он притворялся?
— Уверены, что не знаете ответ на этот вопрос? — сухо спросила Белл. — Гордость. Он думал, что вы любите кого-то другого, что он сохраняет лицо, притворяясь, будто его это не волнует. Свидания со мной — самое простое решение вопроса.
Стелла снова села, пытаясь постигнуть только что услышанное. Но это было нелегко: столь многое из того, что она себе представляла, должно было быть отвергнуто.
— Мэтью знает, что вы поехали ко мне? — спросила она наконец.
— Ни в коем случае! Он с меня голову снимет, если узнает! С тех пор как он вышел из больницы, Я видела его только один раз — он приходил поговорить ко мне, — и больше я его не видела. Он никак не объяснил мне почему — он слишком добр для этого, — но я не нужна ему. Это ясно. Раз вы уехали, то ему нет нужды притворяться, — Белл вздохнула и пожала плечами, — не нужно привлекать к себе внимание. Вы ушли с его дороги, он теперь свободен и может делать все, что хочет. Но он изменился. Даже слепому видно! — Она оглядела Стеллу с нескрываемым любопытством. — Почему вы уехали, почему не сражались за него?
Стелла замялась, не желая быть грубой, но и лгать ей не хотелось.
— Я… боюсь, что я… — бормотала она, — я не верю в снисходительность общества.
Прошла целая минута, потом прозвучало утвердительное:
— Потому что он бывал у меня.
— Да. Я… я не смогла простить его.
— Да нечего было прощать. Даже в тот вечер, когда он пришел ко мне, это было только от безнадежности. Ему нужны или вы, или никто. — Белл полыхала гневом. — Вы не против снисходительности общества, миссис Армстронг, вы против прощения и понимания! Вы против жалости и сострадания! Может, мне не следовало вам этого говорить, но…
— Нет! Вы правы. Все, что вы мне сказали, — правильно. — Стелла взад и вперед ходила по комнате, уже не следя за словами. — Я была так занята собственными чувствами, что не думала ни о ком больше. Мэтью обидел меня, и я не смогла простить его. Но дело не только в этом. Было еще много другого.
— Джесс, например?
— И Джесс, и его занятость, и мое постоянное одиночество… Теперь это кажется глупым и бессмысленным, но в то время…
— Если бы вы любили его, это не имело бы значения.
— Если бы он любил меня, ничего бы этого не случилось!
Белл кивнула:
— В этом вся и загвоздка. Не могу понять, почему он позволил вам уехать и не протестовал. Мэтью не из тех, кто бросает начатое, да еще вас… он просто уступил.
Стелла не ответила; даже этот момент душевной близости не заставил ее раскрыть все резоны Мэтью. Она молча смотрела, как Белл подняла свою сумку и пошла к дверям.
— Я сказала вам то, за чем приехала, миссис Армстронг. Остальное зависит от вас.
Стелла машинально протянула руку:
— Благодарю вас за то, что зашли навестить меня. Не знаю, почему вы это сделали, но…
— Для Мэтью, — последовал ответ. — Он заслуживает самого лучшего, но ему, очевидно, нужны вы!
Стелла коротко вздохнула:
— Вот уж успокоили!
— Если бы я этого хотела, меня бы здесь не было.
Дверь за ней закрылась, а Стелла, погруженная в собственные мысли, слепо смотрела в одну точку. Шум, донесшийся из кухни, напомнил ей, что мать дома. Не желая ни с кем разговаривать, девушка поспешила в свою комнату и закрыла за собой дверь.
Только теперь, когда рухнули барьеры, которые сдерживали ее с момента появления Белл, Стелла, сев на кровать, разрыдалась: о потраченных впустую месяцах, о ненужных страданиях, которые они с Мэтью причинили друг другу. Легко понять, почему он так стремился спасти свою честь, особенно когда она с самого начала так безжалостно отвергла его. Но уверена ли она, что после аварии он понял ее чувства к нему? Или горе, которое она причинила ему своим уходом, настолько глубоко, что не может быть забыто?
Она взволнованно вскочила и начала лихорадочно собираться. Она увидит его, скажет, что любит его. Он может не поверить, может даже снова отослать ее прочь — с какой злобой Белл говорила о его любви к ней, Стелле! — все равно она должна сказать ему правду.
