Было радостно и в то же время совестно от этой его заботы обо мне.
Через некоторое время захожу в магазин Синани, спрашиваю какую-то книгу. Книги не оказалось. Тогда господин, сидевший в магазине, на которого я не обратил внимания, вдруг проговорил:
- Но если у вас нет книги, почему вы ее не выпишете?
Это был Чехов.
- Ну, что, - сказал он, - получаете газету?
- Да, только мне совестно...
Но он прервал мои слова:
- Есть в ней что-нибудь интересное для вас?
- Есть. /457/
- Вот и хорошо, читайте.
Пришло рождество. В один из первых вечеров праздника в нашей школе зажгли елку. Девочки (школа была женская) пели, читали стихи, играли. Перед тем как раздавать подарки, маленькая черноглазая девочка Вера Яни вышла на середину комнаты и обратилась ко мне с небольшим приветствием. В заключение подает мне несколько книжек и говорит:
- Антон Павлович Чехов поздравляет вас с елкой, желает всего хорошего и посылает на память книги.
Я ничего не понимаю, растерянно держу книги. А кругом смеются и аплодируют. Раскрываю одну книгу - "Каштанка" Чехова с надписью такому-то на добрую память от автора; другую, третью - всё его книжки и на всех его надпись{457}. Всего было пять книжек.
Удивительно он был ласков иногда и умел порадовать человека.
После я узнал, как случилось, что он прислал мне книги.
Попечительница школы А.П.Комарова обычно по случаю елки делала маленькие подарки и учителям. Она купила чеховскую "Каштанку" и чрез кого-то попросила автора сделать на книжке надпись. А.П-ч охотно это сделал и от себя еще добавил несколько бывших под рукою книжек.
После этого случая я решил опять сходить к Чехову. Он принял приветливо, спрашивал о елке, жалел, что сам не пришел к нам, и опять приглашал к себе.
И до пасхи я был у него несколько раз.
В этот первый год я всегда заставал у него кого-нибудь. Были приезжие и местные люди.
Начинался общий разговор.
Первое, что сразу стало заметно, это большая скромность Чехова.
Когда в комнате было несколько человек, не помню, чтобы когда-нибудь он вел долгий разговор; он больше молчал и слушал, отвечал и расспрашивал.
Новый человек, не знавший раньше писателя, едва ли выделил бы его из ряда его собеседников. Самая речь его не была красива. Он говорил отрывисто, короткими предложениями, немного глухим, хотя приятным, небольшим басом. Слова его собеседников бывали /458/ красивее и наряднее его слов. Его же слова были будничные, простые и серые. Но среди этих обыкновенных слов вдруг говорилось какое-нибудь одно характерное, намек, фраза, и мысль начинала видеть человека, о котором говорят, событие, которое обсуждают, - видеть ближе, вернее, существеннее, чем когда о них говорилось многими и красивыми словами. Красивые слова забывались. Его же простые слова оставались в памяти, и когда впоследствии приходилось опять думать об этом предмете, то думалось о нем не теми красивыми словами, а этими простыми. И делалось ясно, что простые "чеховские" слова были вернее, ближе к предмету речи, как его простые рассказы признаны вернее других, описывающими истинную действительность нашей сумеречной жизни.
4
В это время, насколько можно было заметить, А.П-ч был очень бодр и деятелен. Часто гулял, купался. Помню встречи с ним на набережной, помню его в аутской церкви на похоронах одного ялтинского врача{458}; приглашал он меня пойти пешком в Алупку или Гурзуф.
Перед пасхой он уезжал{458}. Я простился с чувством глубокой к нему благодарности. Разумеется, я думал, что едва ли когда-нибудь еще придется повидаться с ним и, конечно, он скоро забудет одного из многочисленных случайных знакомых.
И опять я ошибся: на третий день пасхи мне принесли с почты целую кипу газет от А.П-ча. Можно понять, как меня, одинокого и полубольного, в дни праздника, когда кругом были веселые и счастливые, растрогала эта его память. С этого времени, где бы Чехов ни был - в Москве, в Мелихове, в дороге, каждые два - четыре дня он постоянно присылал мне "Северный край". Впоследствии, когда он переселился в Ялту, мне же пришлось оттуда уехать, он присылал газету по моему новому адресу из Ялты. Года три или четыре, пока судьба опять не привела в этот город и меня, А.П-ч каждые два-три дня не уставал и не забывал присылать мне газету.
