А мы служили на крейсерах - страница 3

…И вдруг из динамика трансляции слышат громко и отчетливо:

— Пу — м - м — м… — и, через время, нужное на перезарядку — Пу — м - м — м…

А потом голос штурмана:

— Товарищ командир, продолжать штурманам выполнение Главкомовской стрельбы?..

«Мост» затрясся от хохота. Смеялись все, кроме командира, в напряженке попутавшего на пульте трансляции включатели командных пунктов артиллериста и штурмана.

Ошибку свою он исправил сразу и хохот прекратился тоже сразу: чего хохотать под рев главного калибра…

И отстреляли-то, в общем, отлично, но приз не получили.

Уж очень смешно было его давать…

И опять про вахтенных офицеров на якоре. Заступает их на сутки трое, в принципе особенной ответственности нет, замена есть всегда, так что снять с вахты — без проблем. Вот так и бывало, что минут за тридцать до окончания вахты тебя снимают, и через пятнадцать минут — пожалте бриться, «Очередной смене приготовиться на вахту!»

У матросов на разводе рожи иронически — сочувствующие, а тебе — еще четыре часа. А могут и еще раз снять…

В мой первый флотский день рождения меня снимали дважды. Поэтому, заступив в семь утра, явился я домой в двадцать один, после смены, к остывшему столу и заплаканной жене. Гости, конечно, все разошлись.

Так что слова «Сдать вахту!» преследовали меня года четыре, пока я не стал старым капитаном, и меня допустили к дежурству по кораблю.

Все это для лучшего понимания ситуации, о которой собираюсь рассказать.

Поставили на наш «корабиль» пехотный зенитный комплекс. Дело совершенно новое, ну и соответственно секретное. Приехали из Москвы целых два каперанга — из восьмого отдела — определять режим допуска на крейсер.

После вкусного обеда в командирском салоне и адмиральского часа, прогуливаются они, стало быть, в районе пусковой. Совещаются. Вдруг — явление. Блондинистый молодцеватый старлей. Фуражка — набекрень, пшеничные усы, фотоаппарат… Что?!!! Фотоаппарат!!!!!

— Вы кто?!!!

— Фотокорреспондент «Красной Звезды», направлен отразить в фоторепортаже освоение новой боевой техники.

— А — а - а — а - а……!!! — неслось от пусковой до каюты командира.

Тот — за телефон:

— Вахтенный офицер! Когда на корабль прибыл фотокорреспондент «Красной Звезды»?

— Не было, товарищ командир!

— А — а - а — а - ……!!! — это уже командир, и еще сорок два слова, из которых самые теплые — «Сдать вахту к такой — то матери!! Учебно-боевая тревога!»

Сыграли тревогу.

Старпом — с ГКП:

— Доложить, у кого на посту находится фотокорреспондент «Красной Звезды»!

— БЧ-1 — нет, 2, 3… 5, РТС, службы и команды — нет!

— Осмотреть заведования!

Осмотрели. Нет!

Московские капразы в голос:

— Как же нет?! Такой блондин, с усами, фуражка набекрень…

Старпом тут же врубился:

— ПКЗД! (пункт командира зенитного дивизиона)

— Есть ПКЗД!

— Гайдин! Сука! Ты фотокорреспондент??!!

— Так точно!

— Десять суток ареста!!!

— Есть!

Военная тайна была сохранена.

Впрочем на Севастопольском базаре все эти тайны…

Когда на крейсере установили сухопутный зенитный комплекс, то кроме выпускников ЧВВМУПСа туда назначили несколько «зеленых» (т. е. общевойсковых) лейтенантов — зуровцев.

Прибыли они разместились… Сидят в каюте — святое дело в нижнем офицерском коридоре. Мрак. «Окошек» — иллюминаторов — в помине нет, в середине каюты — какой — то столб (пиллерс). Тараканы. Вентиляшка шумит… Тоска!…

Звонок. Берет один трубку, оттуда:

— Старпом у аппарата. Слушаю!

— Лейтенант Барсуков!

— Хорошо. К утру составить мне график ареста офицеров на сентябрь!

— ………………!!!!

Блям! Отключился. Твою мать! Куда бежать, что делать? К соседу — на сходе. Через каюту — есть кто — то. Старший лейтенант Гайдин. Что? Как? — рассказал, что, боеготовность понижать нельзя, согласно корабельного устава не менее 30 % — на борту, на клочке бумаги прибросил, как все должно выглядеть…

На следующее утро лейтенанты — к старпому.

«Разрешите доложить!» …и так далее, мол приказание выполнено, график готов…

Старпом врубался в то, что ему докладывают минут пятнадцать… Потом еще минут сорок объяснял, что такое флотская служба на доступном языке… «Сраная подкильная зелень» — звучало просто материнской лаской, по сравнению со всеми остальными словами…