На территории Польши мы дрались с власовцами. Они не сдавались, понимая, что им грозит смерть. Тогда появились фаустпатроны, и мы обходили их, потому что не знали, как с ними обращаться. И тогда власовцы первые послали своих парламентеров: за жизнь — откроют секрет фаустпатронов. В роту прислали двух ребят-власовцев, и они нас обучали. Когда ты воюешь из окопа, фаустпатроны не нужны. Вот среди домов — это да.
— Фаустпатроны не таскали с собой?
— Нас ими не снабжали, но они были. Попадется на дороге — мы возьмем. Главное, мы теперь знали, как им владеть, хотя наших «учителей» забрали потом в лагеря. А так у нас были автоматы. Достаточно оружия было.
В Польше мы нарвались на немецкую танковую дивизию. Была весна, дороги были очень плохие. Вся наша материальная часть отстала, а мы шли вперед. Я никогда не забуду, как мы, преодолев железнодорожную насыпь, вышли в большое поле. И вот там нас встретили знаменитые «тигры». Это было прямое столкновение с ними, а нам нечем было защищаться! Ребята бросились бежать. Я не забуду, как на линейке мчался наш полковник Калашников и кричал: «Стойте! Хоть не бегите, ложитесь!» А ребята бегут, и немцы прямо им в спины трассирующими… Мы успели добежать до огромнейшего сарая. Я помню: только мы вбежали, как рвануло. Дверь упала на меня, но ребята меня вытащили, я только ушибся. Ранило командира нашего полка, Калашникова. В суете с брички уронили ящик из-под мин, а в нем лежало знамя полка. Я зачем-то открыл этот ящик, а там — знамя. Через насыпь танки идти не могли, и хотя им было нужно только разойтись и пройти через мостки, но они боялись. Мы перелезли насыпь и, подходя к хутору, попали в штаб полка. Мы вошли, и я положил на стол знамя… При утере знамени — начальство под трибунал, а часть расформировывали. Так что за это я получил свою первую награду, орден Красной Звезды.
При взятии Варшавы, в феврале 1944 года, я получил очень сильную контузию. Было два плацдарма: Радомский и Сандамирский. Наша часть четверо суток была на Радомском плацдарме. Никаких костров: на 6 человек — 3 плащ-палатки, 3 шинели. Мы ложились вшестером и снимали ботинки: в мороз ноги во сне очень стынут в ботинках. Было очень сильное наступление на Варшаву — ее атаковали по Висле, по льду. Немцы этого не ожидали: на льду же окопов не настроишь! Это такой был разгром! А мы с плацдарма взяли влево, и на основные их позиции, на «оборонку». «Оборонка» была сильная, поля заминированы, пехота могла подрываться через каждые 10 метров. Я был в роте автоматчиков, и нас посадили на танки. Три эшелона танков — первый, второй, третий… Я был во втором. Танки перевозили нас через минное поле, мы спешивались и шли в наступление. Первый эшелон, когда рванул вперед, попал под прямую наводку, и этот первый эшелон побили, и пехоту, и танки. А мы попали в такую зону, что слышали только свист, — снаряды за нами рвались. Но вот один из этих снарядов нам достался. Я услышал свист, а потом потерял сознание… Когда идет наступление, не сразу везут в госпиталь. Раненых собирают в медсанбаты, расположенные в районе штаба полка или дивизиона, а оттуда потом уже отправляют. Ребята поехали в дивизию за хлебом при наступлении (я уже говорил, что в роте автоматчиков были повозки) и в одной палатке меня нашли. Я лежал бревном — не двигался, не слышал и не говорил. Они меня положили на хлеб, накрыли и вывезли. Самое страшное на фронте — потерять свою часть. Тогда начинаешь новую жизнь!
— Когда Вы брали Варшаву, как к вам относилось население?
— Там была очень сложная обстановка. Там было восстание, которое мы не поддержали. И поэтому отношение было сложное. Но я еще контужен был, так что не все помню. Мы прошли Варшаву с ходу и пошли на Познань. Тактика у Жукова была такая — если город с ходу взять нельзя, его обтекали и шли дальше, чтобы не задерживать основное наступление. Потом другие части их уже добивали. Единственное, что я запомнил, это когда мы останавливались у них в селах, то увидели их нищенское существование, настороженное отношение к нам. И тогда нас вдруг перестали вводить в населенные пункты, — на формировании мы стояли в лесу. Там была Армия Народова и Армия Крайова, воевавшие против нас. То село, которое хорошо принимало наши войска, уничтожали свои же. Мы попали в дом польского врача, который говорил хорошо и по-польски, и по-русски. Он предупреждал наше командование, что лучше не натыкаться на такие вопросы, как о колхозах и т. д., — дескать, атмосфера сложная. Хотя и немец им достался несладко. Они ненавидели немцев…
