— Скорей бы он нес деньги. Я почувствую себя в своей, тарелке, только когда буду за три улицы отсюда, — мрачно сказал Кантариди-старший.
— Ну, а я удеру на прощанье еще фортель… Те… кажется, он идет.
Сэр Чарльз вошел, держа переписанные экземпляры условия, и положил их на стол.
— Благоволите подписать, господа! — сказал он, протягивая перо.
Гости подписали, причем рука старшего вывела музейный иероглиф, расплывшийся в жирную кляксу на шелестящем листе.
Сэр Чарльз разрешил себе легкую шутку:
— Крепкая подпись!
Младший Кантариди произнес значительно:
— Верно! Вообще дело крепкое!
Появившийся казначей втащил саквояж с пачками кредиток, которые после подсчета были вручены просиявшим продавцам, и в заключение всей сцены вестовой сэра Чарльза разлил по бокалам принесенное в серебряном ведерке «Клико».
Сэр Чарльз поднял свой бокал.
— Разрешите выпить за удачное разрешение нашего дела, за будущее сотрудничество и за процветание вашего отечества.
— А я пью за хороший конец! — сказал Кантариди-младший, любуясь на свет пузырьками, вспенившими вино.
— Какой конец? — удивился сэр Чарльз.
— Ну, вообще… у всякого дела бывает конец, у человека тоже… Вот я и пью за хорошие концы.
— Принимаю, — ответил сэр Чарльз.
— И еще, — продолжал Кантариди, — я пью за то, чтобы дорогое отечество получило наконец христианский образ правления.
— А именно? — насторожился сэр Чарльз.
— Любезный господин, высокий покровитель, — начал Кантариди патетическим тоном, — я не решался ранее на полную откровенность, пока не выяснил вашего отношения к нации, стонущей под игом иноземных правителей. Народ, загнанный в дикие горы, обобранный и нищий, ненавидит правительство странствующих шулеров, заезжих прохвостов и адвокатов. Трижды благословен будет человек, который поможет народу низвергнуть чудовищную власть. Народ жаждет монархии…
Сэр Чарльз слушал, держа в руке недопитый бокал. Брови его сдвинулись, а лицо выражало напряженный интерес.
— Но кто же может занять престол? Есть ли у нации кандидат? — спросил он как бы невзначай, но весь превратившись в ожидание.
— Кандидат? — переспросил Кантариди. — Да, господин! Он и есть! Он боготворим народом и гоним правительством и…
— Кто же он? — перебил лорд Орпингтон.
Кантариди склонил голову и сказал тихо и проникновенно:
— Это принц Максимилиан Лейхтвейс.
По губам сэра Чарльза, как отсвет июльской зарницы, скользнула улыбка полного удовлетворения. Желания народа совпадали с его собственными планами. Он поставил бокал на стол.
— Я вынужден, к сожалению, расстаться с вами, господа, но я надолго сохраню самое отрадное воспоминание о нашей первой встрече. До свиданья! Можете передать пославшим вас, что им недолго осталось ждать. Пусть будут готовы встать под знамя своего короля.
И сэр Чарльз крепко пожал руки господам Кантариди, которые вышли нагруженные, как мулы, пачками кредиток к ожидавшему их у подъезда кэбу.
В тенистой платановой аллее за городом один из седоков остановил кэб.
— Ты можешь ехать прямо в деревню, Петриль. Ты нам больше не нужен. Но не смей показываться даже вблизи города, пока мы не известим тебя. А вот тебе на постройку нового дома и на подарки жене.
Обомлевший кучер схватил пачку кредиток, хлестнул по лошадям и исчез.
Оба друга пошли по тропинке, отходившей от дороги в гору. Путь был трудный, и оба молчали, пока Атанас не сказал:
— Черт возьми! Откуда у тебя берутся слова? Когда ты заговорил эту чепуху о принце, ты говорил так, что я чуть не заревел белугой, хоть и знал, что ты врешь от «а» до «ижицы». Но скажи, пожалуйста, что тебе взбрело в голову возиться с этим недоноском и вытаскивать его в люди?
Младший остановился, присел на пень и, сорвав привязную бороду, бешено швырнул ее в траву, помянувши всю семью дьявола.
— Видишь, — ответил он медленно, — я был вором, жуликом, банщиком, статистом, позировал для неприличных карточек, пел с гитарой, одно время был кругосветным пешеходом, библиотекарем, грумом, альфонсом, поэтом, приказчиком, взломщиком, но не был еще министром. Из опыта моей жизни я вынес впечатление, что в этом звании вмещаются все мои многообразные профессии. Еще лучше они вместились бы в королевском, но королем мне не быть, и я продвигаю на это место другого.
