«Ну и урод!» – подумал мальчик, но попробовал завязать начавшееся общение.
– А что будет с ним? – спросил он.
– С кем?
– С кхаром, с которым я сидел.
– С черным? Или казнят, или выкупят, чтобы дрался на Арене.
– А кто выкупит?
– Хватит болтать, мелюзга! Вот привязался!
Стражник дал ему пинка, и Лука ускорил шаг, чтобы не упасть, потирая ушибленное место. Всплыл текст о полученном уроне и регенерации поврежденных мягких тканей, а через биение сердца боль ушла.
Наконец они достигли другого крыла и по лестнице поднялись на улицу. Просторный закрытый двор тюрьмы был полон зрителей, зевак и родственников тех, над кем будет вершиться суд.
Судья Кэннон – скрюченный старец, едва сдерживающий желание уснуть прямо за столом, – что-то прошамкал. Стоящий рядом глашатай громогласно объявил:
– Именем императора! Жизнь именуемого Рахимом Даришта объявляется собственностью Империи отныне и до конца его дней. Раб Даришта приговаривается к отработке своих многочисленных злодеяний против народа Империи на Олтонских рудниках!
Осужденный, повязанный струнами по рукам и ногам, заревел:
– Судья – продажная тварь! Отсо…
Мгновенно образовавшаяся куча-мала вскипела на том месте, где стоял несогласный с приговором Даришта. Стража увлеченно месила бунтаря, пока тот не перестал вообще издавать какие-либо звуки. А потом два здоровенных охранника, подхватив тело за ноги, утащили его со двора.
Судья посмотрел в свои записи и снова то ли что-то прошептал, то ли просто зевнул, но глашатай встрепенулся и подал знак. Стражник пихнул Луку в спину и вытолкал в центр двора. Лука открыл рот, чтобы сказать слова в свою защиту, но спрашивать его никто не стал – Кэннон уже все решил.
– Обвиняемый в нанесении телесных повреждений Кариму Ковачару несовершеннолетний Лука Децисиму приговаривается к штрафу в пятнадцать золотых! Из них семь – претензия господина Ковачара, семь – штраф в пользу Империи, и один золотой на судебные издержки! – раздался звонкий голос глашатая. – Обвиняемый! В состоянии ли ты или твоя семья уплатить штраф здесь, сейчас и в полном объеме?
– Лука! – послышался голос матери, а следом раздался ясный и чистый голос Коры:
– Братишка! Сам стоит! Чудо!
– Мама! Кора! – обрадовался Лука и бросился к родным, но споткнулся о вовремя выставленную ногу стражника. В толпе засмеялись.
Судья недовольно посмотрел в ту сторону, где стояла семья Луки, и сделал знак рукой. Его мать и Кору вытащили и поставили пред мутны очи вершителя судеб.
Кора все еще счастливо улыбалась, видя брата здоровым, а не беспомощным, как всю его жизнь.
– Имя!
– Приска Децисиму, господин судья! – едва сдерживая слезы, ответила мать. – Лука не виноват! Мой мальчик до вчерашнего дня и рукой пошевелить…
Кэннон чуть приподнял указательный палец, и глашатай визгливо заорал, обрывая речь Приски:
– Отвечать по существу! Женщина, ты в состоянии уплатить штраф за ублюдка?
– У меня нет таких денег, – прошептала Приска.
– Я найду! Достану! Дайте день! – Кора кинулась к судье, и тот отшатнулся.
Девочку схватили стражники, но она продолжала вырываться.
– Убрать! – скомандовал глашатай, и женщин увели, не слушая их криков и плача. – Кто из присутствующих желает приобрести четырнадцатилетнего Луку Децисиму в полную собственность сроком на пять лет?
Толпа загудела, обсуждая характеристики мальчика. Глашатай обеспокоенно оглядел толпу, наклонился к судье, выслушал и изменил условия:
– Пятнадцать лет! Кто из присутствующих желает приобрести четырнадцатилетнего Луку Децисиму в полную собственность сроком на пятнадцать лет?
Люди затихли, оглядываясь друг на друга. Раздался чей-то кашель, и поднялась рука.
– Пожалуй, я заберу его. На двадцать пять лет, если позволит господин судья…
Судья Кэннон благосклонно кивнул, а Лука увидел своего будущего хозяина – сухощавого смуглого мужчину с орлиным носом. На первый взгляд Лука дал бы ему лет сорок, но потом всмотрелся в покрытое морщинами лицо, старческие пятна на руках и добавил еще двадцать.
Покупатель отсчитал монеты и, не вставая с кресла, протянул глашатаю. Тот мигом оказался рядом, принял деньги и торжественно прокричал:
