- Да, вы правы, - произнес он, - Сима будет в восторге.
Это как музей, а она любит, любила прежде, в самом начале их брака, ходить по музеям, выставкам, галереям. Когда они путешествовали по Италии, он частенько оставался в номере или просто бродил по городу - неважно, какому, - предоставив ей свободу передвижения, Сима же, не уставая, путешествовала от одной достопримечательности к другой. В Москве обыкновенно, да и будучи в Париже на отдыхе, накупала кучу книг Серебряного века и читала запоем.
Ходила. Читала. Сейчас уже нет. Что ж, теперь музей сам пришел к ней в дом.
Можно сказать, они поменялись местами.
- Алексей, если вы не против, отправим сопровождающих нас лиц за проведением оставшихся формальностей одних, - голос Вагита Тимуровича вывел его из задумчивости. - На моей машине, разумеется. А мы с вами немного пороскошествуем.
- Да, конечно.
Вагит Тимурович вышел за традиционной, как он ее называл, "контрактной", бутылкой коньяка "Реми Мартен". Вышел свободно, исполненный достоинства, точно по-прежнему оставался хозяином усадьбы. Следом за ним на первый этаж потянулся и Алексей.
Что ж, главное правило в жизни: иногда надо уметь пригибаться, чтобы не быть вырванным с корнем. Он вот так и сделал, пригнулся. Без этого нельзя. По крайней мере, пока. Впрочем, все это временное, Андрей Георгиевич и сам прекрасно понимает, хотя делает вид, что без него....
Симу тоже можно понять, подумалось ему в этот момент. Она без всего этого уже просто не может. Именно поэтому ей и был столь необходим Алексей. Не Павел, именно он. Ведь Павел слишком похож на нее саму...
Караев давал какие-то абстрактные рекомендации своему поверенному, ни в коей мере не относящиеся к делу. Тот кивал сосредоточенно, наконец, пожал руку на прощание и вышел, тихонько притворив за собой дверь. С Алексеем он попрощался до этого; так уж вышло, что последним все пожимали руку именно бывшему хозяину усадьбы. Нарочно или бессознательно, вот в чем вопрос.
Алексей выглянул в окно. Вероника села в БМВ последней, на непривычное для нее заднее сиденье, рядом с Мельниковым. Увидев его в проеме окна, помахала на прощание рукой. Он постеснялся сделать тоже в ответ, просто смотрел, как отъезжает дорогая машина, слушал, как стихает в загородной тиши шум ее мотора. Наконец, все звуки исчезли, тишина снова опустилась на коттеджный поселок.
Краем глаза Алексей заметил, что черный "джип" все еще стоит на прежнем месте. Тоже, должно быть, кого-то ждет.
Отойдя от окна, он вернулся к Вагиту Тимуровичу. Тот, отперев дверцу бара, доставал бутылку, напоминавшей своею формой увеличенный в добрый десяток раз флакон духов. "Реми Мартен" был еще непочатым, янтарная жидкость плескалась у самого горлышка.
Караев наполнил бокалы, плеснув в каждый по глотку, не больше, затем добавил еще. И произнес:
- За завершение удачной сделки. Надо полагать, не последней между нами. Ну и за то, чтоб, в самом деле, не последней.
По-прежнему стоя, они одновременно подняли бокалы и, не чокаясь, Вагит Тимурович считал это излишеством и "дамскими причудами", выпили. Поставили хрусталь на низкий столик к бутылке. И так же одновременно обернулись к двери, едва заслышав за ней беспокойный шум шагов.
Дверь распахнулась мгновенно вслед за этим. В комнату влетел, спиною к стоявшим, Иван. Не удержался на ногах, упал на ковер и тотчас же поднялся, как-то робко и нерешительно.
Когда Алексей вновь повернул голову к двери, то первое, что он успел увидеть, был ствол пистолета, утяжеленный и удлиненный трубкой глушителя, повернутый в сторону впавшего в комнату телохранителя.
Следом за трубкой, буквально торчавшей из проема полузакрывшейся двери, появилась рука в белых манжетах рубашки с золочеными запонками и черными рукавами пиджака. Ствол чуть качнулся, не направляясь, а как бы указуя на остальных, присутствующих в комнате, словно давая понять, что и они в равной степени причастны ко всему происшедшему с телохранителем и, так же, как и он, примут непосредственное участие во всех дальнейших действиях.
Спустя секунду, в комнату вошли двое. Оба в одинаковых черных пиджаках-двойках, в белых сорочках и невыразительных серых галстуках, повязанных двойным узлом. И с пистолетами в правых руках. Лиц не видно было, каждое было закрыто черной вязаной маской с прорезями для глаз и рта, и из-за этой маски, скрывавшей лица, различить вторгшихся было практически невозможно. Разве что по тому, что стоявший слева, ближе к окну, кажется, был немного выше своего компаньона. И, судя по всему, имел больший круг прав и обязанностей; именно он заговорил первый, приказав:
