* * *
Придя однажды на собрание в кабинет директора, он услышал священные слова: «Вы вылетаете завтра». И он повез почту на юг, и началось все с маршрута Тулуза – Перпиньян, потом – в Испанию. Тем не менее, накануне вылета к нему вернулись старые истории. Ему казалось, что он забыл все эти невидимые знаки, которые одни только могут помочь избежать аварии. И он пошел на «всенощное бдение» к своему другу Гийоме, который летал до него на том же маршруте. И тогда последовал урок особенной географии, как он потом рассказал в «Планете людей». Гийоме учил его человеческому миру, и это был обитаемый мир, а не какие-то бестелесные топографические изыскания. «Странный то был урок географии! […] Он не говорил о водных бассейнах, о численности населения и поголовье скота. Он говорил не о Гуадиксе, а о трех апельсиновых деревьях, что растут на краю поля неподалеку от Гуадикса. «Берегись, отметь их на своей карте». И с того часа три дерева занимали на моей карте больше места, чем Сьерра-Невада. Он говорил не о Лорке, но о маленькой ферме возле Лорки. О жизни этой фермы». Так Гийоме учил его читать мир, который заключал в себе все тайны, и прежде всего тайны их микроскопических жизней.
Теперь он будет знать о вихрях, бушевавших в испанских сьеррах[9]. Он будет знать, что почтовый курьер должен лететь во что бы то ни стало, несмотря на все то, что возвращает самолет обратно, и ничто не может вырвать пилота из его кабины. Когда он вернулся после перелета через Пиренеи, он сказал: «Это не авиация, это какая-то раскаленная сковорода». Несмотря на то что порой он был связан с самолетом лишь кожаными ремнями своего сиденья, он пристрастился к небу. И это Дора дал ему возможность стать строителем, стать скромным работником при сооружении того, что потом станет храмом.
* * *
Некоторые говорят о «метаморфозах» в это время, но это не так. Если Сент-Экзюпери и казался переменившимся до неузнаваемости, в действительности же он скорее проснулся в самом себе, чем стал жить как другой человек. В «Южном почтовом», который начал созревать в его голове примерно в это время, он потом написал: «Мы вернулись крепкими, настоящими мускулистыми мужчинами». Именно поэтому его урок и является универсальным. Он пришел к размышлениям о судьбе, которая могла бы быть и его судьбой тоже. О судьбе этих людей, которые, как шутил на эту тему Мермоз, собрались, чтобы пилотировать письменный стол. По контрасту со своим положением он понял, что за фасадом исправно, как мотор, работающего общества разыгрываются личные драмы. Он осознал, что он видит пробуждение человечества, чего были лишены его близкие. Вспоминая про автобус, который вез его на аэродром, и людей, которые там сидели, на страницах «Планеты людей» он написал: «И вдруг я увидел лик судьбы. Старый чиновник, мой сосед по автобусу, никто никогда не помог тебе спастись бегством, и не твоя в том вина. Ты построил свой тихий мирок, замуровал наглухо все выходы к свету, как делают термиты. Ты свернулся клубком, укрылся в своем обывательском благополучии, в косных привычках, в затхлом провинциальном укладе, ты воздвиг этот убогий оплот и спрятался от ветра, от морского прибоя и звезд. Ты не желаешь утруждать себя великими задачами, тебе и так немалого труда стоило забыть, что ты – человек. Ты не житель планеты, несущейся в пространстве, ты не задаешься вопросами, на которые нет ответа: ты – просто-напросто мелкий буржуа из Тулузы. Никто вовремя не схватил тебя и не удержал, а теперь уже слишком поздно». Если он отправился в небо, то для того, чтобы не позволить умереть своим детским мечтам. Предлагая их нашему вниманию, он приглашает нас поступить так же, строить наше человеческое день за днем. Все мы можем выявить это человеческое, потому что, как он пишет в «Планете людей», «человек познает себя в борьбе с препятствиями». Так что нечего бояться, нужно лишь иметь мужество созидать.
Поднявшись над земной поверхностью, человек может взглянуть на нее совсем по-другому. Так подняться Сент-Экзюпери мог позволить только самолет. Об этом повествуется в той же книге. Благодаря самолету он отведал «часы, когда покидаешь пределы реального мира». Он ставил перед собой все старые вопросы и делался похожим на «крестьянина, который обходит свое поле». Ибо за пределами самолета он находил «старую природу», вечную природу, «которую издавна знают садовники, мореходы и поэты». Писатель действительно рождается одновременно с таким вот новым взглядом. Как тогда, когда он повел пилота Делоне пройтись по Валенсии. Старый пилот видел только нищих, облезлые фасады и полуразрушенные укрепления. Вечером за столом он изобразил портрет города, приведенного в оцепенение солнцем, и удивлялся, как испанцы могут так тратить свое время. Противоположность их взглядов обнаружилась мгновенно. Это заставило Антуана де Сент-Экзюпери представить свое собственное видение. И оцепеневшая Валенсия вдруг предстала «дочерью Солнца […] скроенной из солнца»
