36 и 6 - страница 4

. Она молча положила мне на плечи свои волшебно лёгкие руки, и мы стали танцевать. Она не красавица. Наверное, нет. Крашенные белые волосы. Мёртвые, как говорит Лиза. Чересчур светлые глаза. Немного полновата. Пористая кожа. Но я вообщем-то этого не замечал. Уже потом меня просветила Лиза. Я видел принцессу с нежно-голубыми глазами и одурманивающей улыбкой. Она была старше меня. Мне двадцать три, ей — двадцать семь. Может, у меня какой-нибудь комплекс? Но эта разница абсолютно не волновала меня. Через месяц мы сняли квартиру. Я был на седьмом небе. Меня будто несло куда-то. Всё успевал, всех понимал, для каждого находил время и оправдание. Сейчас остаётся только вздыхать о том, каким чудным парнем я прослыл в её объятиях. Вика… Она была принцессой. Если ночью мне хотелось поцеловать её, и я не мог удержаться, она не сердилась. Ни капельки! Я легко касался её нежных, хорошо пахнущих губ, и случалось чудо! Трепетали ресницы, длинные, густые. Губы вздрагивали, вытягивались в улыбку. Взмах — и глаза открылись, засияли. Она крепко прижимала мою голову к груди, и я слышал, как бьётся её сердце — уверенно, счастливо.

А ещё Вика часто говорила не «Я люблю тебя!», а «Я хочу тебя!». Но это звучало совсем не как в дурацких фильмах. Не пошло, не страстно и не глупо. А так, словно она говорила «люблю». Глубоко, нежно.

Я на всё готов ради неё… Ни одного дня она не прожила со мной без цветов. Иногда я выбегал к метро перед рассветом, чтобы положить букет на своё место, рядом со спящей красавицей, рядом с Викой. Она проснётся — я на съёмках, а вместо меня необъятный букет. Она будет смотреть на него и думать обо мне, о том, как я её люблю. Однажды вернулся домой и не узнал её. Вика была чудо как хороша! Боялся коснуться её: не верилось, что такая красота не плод моего артистического воображения.

— Андрейка! — она обняла меня, прижалась бархатной щекой. — Я такая свинья! — мурлыкнула в ухо, её дыхание обожгло мне шею.

— Что случилось?

— Андрюшенька, я хочу тебя попросить. Это свинство, но мне очень, очень хочется! — от сердца отлегло, я испугался, что что-то случилось.

— О чём? — с разбегу окунулся в её глаза. В них я обретал такой блаженный покой, такое радостное упоение овладевало мной, что ни под каким предлогом не хотелось отводить взгляд. В окружении накрашенных чем-то французским ресничек я был защищён, мне ничего не угрожало, и лишь любовь переполняла всё моё существо.

— Я хочу поехать в Финляндию. Катя едет, зовёт меня с собой. Андрейка, мы ведь можем себе это позволить?

— Да, но…

— Я знаю, у тебя съёмки. Можно, я поеду без тебя? У меня прямо идея навязчивая…

Конечно, я дал ей денег. Разве мог я ей хоть в чём-то отказать? Тогда я сам ещё ни разу не был за границей и разделял с Викой её трепетный восторг перед неведомыми чужими странами. Она сказала: «мы можем себе это позволить», и я сразу растаял. «Мы»… Наверное, со стороны я покажусь чересчур эмоциональным идиотом, но я всегда панически боялся одиночества и беспрестанно его ощущал. Может, оттого я и стал артистом? Когда играешь кого-нибудь, то живёшь не своей жизнью. Ты уже не ты, и твоя боль, твои страхи, стенания — не твои. Тебя окружают не реальные, но существующие люди. Для всех они персонажи, образы, темы для литературных опусов и школьных сочинений. Для тебя — они жизнь, кровь и плоть. Истина субъективна. Всегда считал, что это само собой разумеющаяся аксиома. А вот остальные… Однажды один мой приятель, которому я искренне симпатизировал, спросил меня:

— Андрей, почему ты постоянно врёшь? Это оборотная сторона твоего таланта или просто фантазёрство? Ты сам веришь в истории, которые рассказываешь?

Я не нашёлся, что ответить. Мне стало до странности обидно, даже больно. Я почувствовал, как загорелись стыдливым румянцем мои уши… Потом хотел было что-то пролепетать, объяснить. Но вдруг мне стало безмерно жаль себя: какого чёрта я ещё буду оправдываться? И не стал. Пропустил вопрос мимо ушей. А что тут можно сказать? Реальность — не плохое место для краткосрочных визитов, но не поселиться же в ней, в самом деле?! Вру… Я никогда не думал, что я вру. Случалось, рассказывал какие-то анекдотические истории, которые жили в моём сознании. Происходили ли все эти события на самом деле? Откуда мне знать! Может, и нет. Но я то их наблюдал, а порой и сам становился участником. Впрочем как-то я попробовал жить без лжи, без роя образов, переполняющих моё сознание. Трудно передать, до чего страшно жить один на один с собой, с реальностью без прекрас! Жить в правде, в объективности, когда никто уже не уличит тебя во вранье. Меня хватило на несколько недель. За это время я превратился в отвратительнейшего типа. Характер испортился до нельзя, и я чуть не потерял всех своих друзей и остатки рассудка. Пожалуй, в этом вопросе я полностью согласен с антипатичным мне Зигмундом Фрейдом. Он писал, что фантазии, иллюзии не менее, а, возможно, и более важны для человека, чем объективная реальность. Грёзы, мечты, наш вымысел — те заповедники, где ещё свободно от чего бы то ни было человеческое природное начало. Там каждый из нас обретает утраченную свободу, ту, которую подавила, отняла у нас реальность. Действительно, кто мы настоящие? На западе говорят: «You're who you're alone». Я один — это мои фантазии и