в сотрудника, в общем-то, совершенно иной, юридической области. Естественно, что ни по жизненному опыту, ни по полученному образованию молодой чекист (как и большинство его собратьев по органу власти) абсолютно не был подготовлен юридически грамотно решать сложные и тонкие вопросы ведения следственных дел (особенно уголовных и, тем более, политических), правильно оформлять документы и, конечно же, проводить аресты и допросы подозреваемых. Увы, для Советской власти, декларировавшей диктатуру пролетариата и стремившейся заменить чуждую буржуазную законность на революционную целесообразность, все это представлялось совершенно несущественным, что и привело (не могло не привести) к жесточайшему произволу. Для начальства (такого же юридически безграмотного, как и их подчинённые) важнее всего было, чтобы новоиспеченный боец невидимого фронта научился поскорее не бумажки писать, а чётко выполнять полученные указания да не болтать лишнего.
После прохождения в помощниках всего лишь двухмесячных неофициальных оперативных университетов Богданов тем же окротделом ОГПУ, решившим, видимо, что время не терпит и науки хватит, командируется уже на самостоятельную чекистскую работу «специально по борьбе с кулачеством» в качестве районного уполномоченного ОГПУ по Мяксинскому району Ленинградской области.
Городок Мякса, расположенный в 35 км к юго-востоку от Череповца на железнодорожной линии Вологда-Волхов, хотя и являлся центром одноименного района, ничем особенно примечательным не отличался. В небольшом населённом пункте имелись пристань, паровая мельница, маслодельни, кирпичный завод. Местные жители в то время сеяли лён, зерновые (рожь, пшеницу, ячмень) и кормовые культуры, разводили молочный скот.
Для повышения служебного рвения и усиления возможности товарищеского воздействия на молодого оперработника, его следовало побыстрее из комсомольцев, кандидатов в ряды партии, перевести в члены ВКП(б), что и было сделано Мяксинским райкомом партии в декабре 1929 года, выдавшим новому коммунисту-большевику партийный билет № 1447164. При этом в личном деле собственной рукой работника записывались обязательные формулировки следующего содержания: «В рядах ВКП(б) ранее не состоял. Никогда не исключался и из партии не выбывал. К оппозиции не примыкал. Никаким партийным взысканиям не подвергался». Так, в соответствии с существовавшими требованиями, отец указывал во всех своих анкетах в течение многих лет службы, пока всё не перевернулось совершенно неожиданным образом.
Итак, началась служба Николая Богданова в ОГПУ, которую он добросовестно нёс в течение 30 лет, постоянно находясь под бдительным оком своих непосредственных и прямых начальников, партийных и контрольных органов, эпизодически подвергаясь спецпроверкам в отношении компрометирующих данных в своей биографии. Что ж, так оно, наверное, и должно быть, ибо только абсолютно либеральный демократ может совершенно опрометчиво думать, что враг дремлет. К сожалению, в нашем раздираемом противоречиями мире, подстегиваемом завистью и алчностью, невозможно жить спокойно и открыто. В стране должна быть обеспечивающая постоянную боевую готовность мощная армия, с которой никто не пожелает связываться. В ином случае (по Клаузевичу) придётся кормить чужую армию. И должны существовать организации госбезопасности и внутренней службы, обеспечивающие постоянную бдительность, не позволяющие застать страну врасплох или выведать её естественные, собственные секреты. Важно только в этом отношении, как показывает история, не переборщить. А это зависит от мудрости высшего эшелона власти. Той самой мудрости, которая как раз, увы, и является у многих правителей несчастной России самым большим дефицитом.
На каждого сотрудника органов регулярно составлялись аттестации. Первая подшитая в личное дело совершенно секретная аттестация на Николая Кузьмича Богданова, как на «сверхштатного участкового уполномоченного», написана за период с 1 марта 1929-го по 1 марта 1930 года [А.2]. Мне представляется, что ни с этим, ни с рядом последующих документов (которые ему предъявили через 30 лет) отец никогда не ознакомлялся, поскольку при сравнении с его автобиографическими данными вызывает недоумение хотя бы такой момент: почему аттестационный период начинался с 1 марта 1929 года, тогда как ни в одном из своих жизнеописаний Богданов не претендовал на столь ранний срок отсчёта выслуги лет? Дело в том, что личное дело работника органов подразделялось на 3 части. Первая часть,