Савва Тимофеевич Морозов – фабрикант. В 1905 г. ему 43 года. Семейный бизнес старообрядческой купеческой династии Морозовых – текстильное производство. Базовое предприятие – Никольская мануфактура в Орехово-Зуево. Савва Тимофеевич получил прекрасное образование в Московском университете и Кембридже. В возрасте 27 лет фактически возглавил семейное дело. Меценат. Финансировал создание и поддерживал на протяжении первых шести лет Московский Художественный театр, потратив на него более полумиллиона рублей. В начале 1900-х оказывал значительную материальную помощь подпольной партии большевиков.
Морозов умирает 13 мая 1905 г. Время неспокойное. Идет война с Японией. В России – революция. Умер Морозов не от сердечного приступа, а от пули. Совершенно непонятно, почему уже через сутки французская полиция закрывает дело и отправляет тело в Москву. Ведь причины и обстоятельства смерти можно было вскрыть только на месте.
В день смерти, по показаниям жены, Морозов пребывал в хорошем настроении. Они вместе после завтрака долго гуляли по парку. Когда вернулись в гостиницу, Савва пошел к себе в комнату отдохнуть, сославшись на жару. Когда раздался выстрел, жены дома не было – она уехала в банк. Вернувшись, Зинаида Григорьевна Морозова обнаружила мужа лежащим на кровати, с закрытыми глазами, с раной в груди. Он был уже мертв. Как выяснилось потом, пуля прошла через легкое в сердце.
Рядом валялся браунинг. При осмотре помещения лейтенант полиции комиссариата 2-го округа Канн Антуан Антосси обнаружил еще записку – «В моей смерти прошу никого не винить» – на которой подписи не стояло. Внешне, не вдаваясь в детали – самоубийство.
Такое ощущение, что французы просто умышленно не стали ни в какие детали вдаваться. Быстренько оформили все необходимые документы и избавились разом и от трупа, и от необходимости проводить расследование, отправив тело в Москву, и переслав все документы в Петербург. В России тоже никто никаких расследований не проводил.
Родственники заявили, что Савва Тимофеевич находился в состоянии душевного расстройства и наложил на себя руки, будучи невменяемым. Раз невменяем, значит, умышленного самоубийства не было, и Морозова похоронили на знаменитом московском старообрядческом Рогожском кладбище в семейной усыпальнице. Самоубийцу старообрядцы на кладбище ни за что бы не похоронили – здесь морозовские миллионы были бы бессильны.
ВЕРСИЯ ПЕРВАЯ: САМОУБИЙСТВО
В 1797 г. зуевский крестьянин Савва Васильевич Морозов основал небольшое ткацкое производство. Через 40 лет он уже владел несколькими фабриками в Московской и Владимирской губерниях. Его младший сын Тимофей Савич унаследовал семейное дело. К середине века Морозовы выдвигаются в элиту российского бизнеса и становятся лидерами текстильного производства в России.
К концу 1880-х во главе семейного дела оказываются вдова Тимофея Савича Мария Федоровна и ее сын Савва Тимофеевич. За 17 лет их совместного руководства фирма значительно расширила производство. В апреле 1905 г. успешный семейный тандем распался. Савва Тимофеевич по инициативе матери был отстранен от дел. Его чудачества переполнили чашу терпения и родных, и других акционеров Никольской мануфактуры.
Савва Тимофеевич совсем не укладывается в патриархальный образ купца-старообрядца. С середины 1890-х годов Морозов начинает играть самостоятельную политическую роль. Он становится лидером «московских текстилей», миллионеров, выходцев из старообрядческих семей, недовольных современным российским политическим строем. Они ненавидят чиновников, излишнюю регламентацию экономики, казнокрадство. И чем дальше, тем больше смыкаются с другими недовольными самодержавием общественными группами: от земцев – оппозиционных дворян – до находившихся на крайнем левом фланге политического спектра социал-демократов и социалистов-революционеров. Как и многие другие либеральные купцы, он дает революционерам деньги, пристраивает их на работу.
Максим Горький вспоминал: «Кто-то писал в газетах, что Савва Морозов «тратил на революцию миллионы», – разумеется, это преувеличено до размеров верблюда. Миллионов лично у Саввы не было, его годовой доход – по его словам – не достигал ста тысяч. Он давал на издание «Искры», кажется, двадцать четыре тысячи в год. Вообще же он был щедр, много давал денег политическому «Красному Кресту», на устройство побегов из ссылки, на литературу для местных организаций и в помощь разным лицам, причастным к партийной работе социал-демократов большевиков».
