Дед. Чем когда?
Корреспондент. Чем сорок лет назад.
Дед. Сорок?.. Это после войны… В магазин придешь — и деньги есть, а купить нечего. Карточки ввели на продукты, талоны были на масло там, на сыр.
Корреспондент. Дедушка, а пятьдесят лет назад что было?
Дед. Пятьдесят?.. Преследовали почем зря.
Корреспондент. Как они выглядели, эти изверги?
Дед. Да как?.. Люди как люди, как сейчас все выглядят.
Корреспондент. Спасибо, дедушка, у нас к вам остался только один вопрос. Что было шестьдесят лет назад?
Дед. Шестьдесят?.. Тогда от голода много умерло. Жуткое дело.
Корреспондент. А сейчас от голода не умирают.
Дед. Щас нет… Щас от радиации.
Корреспондент. Дед!
Дед. Что?
Корреспондент. Вот эта местность — старинное русское село Мясоедово, а я тебя последний раз спрашиваю: лучше стало жить?!
Дед. Чем когда?
Корреспондент. Чем при хазарах!
Дед. При хазарах?.. Тогда предали все огню и пожарам.
Корреспондент. Значит, сейчас лучше стало жить?!
Дед. А чем лучше?
Корреспондент. Пожаров нет.
Дед. Так гореть нечему.
Корреспондент. Дедушка… сгинь к чертовой матери! Лучше бы я делал передачу не из села, а из города.
Дед. А чем лучше-то?
Корреспондент. Еще раз вас с праздником, товарищи телезрители, до свидания. Всего, всего вам самого хорошего: здоровья, удачи, счастья, чтобы дом полной чашей! В общем, чтобы все было… как до хазар.
Проснулись русские утром, видят — все партии, что у них были, исчезли. Сперва подумали, что на них тля какая-то напала, но тогда бы хоть шелуха осталась, а тут нет ничего. Ну и догадались, что просто их все ветром сдуло.
Остались русские сами по себе, не знают, куда ногой ступить, как бы во что не вляпаться без политического-то руководства.
Народ ведь и без того очень простой, только-только начал учиться есть, а то все ложкой в чужой рот попадал. Из ремесел развито было всего два: затягивание пояса и умение терпеть до гроба. Но зато уж, правда, и умельцы были! Это тебе не блоху подковать. Такие были даже, что еще и не кончилось у них терпение, а уже они в гробу. И культурно, к примеру, русские тоже мало кого обскакали. Много понастроили памятников, а как-то тут выдался свободный день, пригляделись — господи! они же все на одно лицо. То есть буквально везде один и тот же человек стоит. Вот до чего это простой народ был.
А как сдуло партии ветром, вовсе перепугались они до смерти, замерли, боятся шаг шагнуть в сторону. Но к обеду проголодались многие, дети по нужде запросились, делать нечего — стали искать, нет ли у них умных среди беспартийных. А вдруг! А чем черт не шутит! А ну как есть!! Ну хоть не круглые-то дураки.
Должны быть самостоятельные люди — слух был в народе, что есть мужики и бабы, которые издревле не днем, конечно, но хоть и ночью, а делают не то, что им партии велят, а то, что им хочется.
И что б вы думали? Поогляделись и тут же нашли несколько человек самостоятельных. Потом оказалось, что их много таких. Оказалось, что самые-то умные как раз никогда ни в какие партии и не лезли, а делали ночью что хотели.
Ну и все. И стали русские жить нормально. К вечеру уже по уровню жизни догнали почти кой-какие неразвитые страны. Болтали, что ночью даже кого-то из африканцев перегнали, но это пока не подтвердилось.
Сейчас одного только и боятся русские — как бы ветры перемен не надули им опять кого-нибудь в авангард.
К длинной очереди у пивного ларька подошли трое военных с автоматами и повязками на руках. Устало, недобро оглядели толпу.
Один из военных, постарше и понебритее, спросил:
— Коммунисты есть?
Очередь замерла, сжалась, сделалась небольшой и жалкой, как в развитых странах.
— Началось, — пролетело от головы к хвосту очереди.
— Отлавливают.
— Погуляли, хватит.
— Иван, ты что не выходишь?
— Кто Иван?!. Обознались вы.
Никто не вышел, не шевельнулся.
— Жаль, — сказал тот же военный, — жаль.
Другой военный, помоложе и помладше званием, пояснил:
— Нашли обложку от партбилета, в ней семьсот рублей.
Не успел он договорить, алкаши захлопали себя по пустым брюкам и пиджакам в поисках партбилета. Зазвенели голоса:
— Народ и партия — все едино!
