С тех пор как мне исполнилось тридцать лет, Консель уже на протяжении целого десятилетия сопутствовал мне во всех экспедициях. Он готов был в любую минуту отправиться куда угодно, хоть в Китай, хоть в Конго, и при этом отличался завидным здоровьем, крепкими мускулами и, как казалось, стальными нервами.
Правда, у Конселя был один недостаток: он неизменно обращался ко мне в третьем лице – манера, чрезвычайно раздражавшая меня.
– Консель! – вторично позвал я, с лихорадочной торопливостью принимаясь за сборы.
– Господин профессор изволили звать меня? – спросил мой слуга, входя.
– Да, друг мой, начинай укладывать мои и свои вещи. Мы отправляемся через два часа.
– Как будет угодно господину профессору, – невозмутимо ответил Консель.
– Уложи в чемодан мои дорожные принадлежности, костюмы, рубашки, носки, и поживее!
– А коллекции господина профессора? – спросил Консель.
– Мы займемся ими позже. Они останутся на хранении в гостинице. Я распоряжусь, чтобы их отправили во Францию.
– Разве мы едем не в Париж?
– В общем, да, но придется сделать небольшой крюк. Иными словами, мы отплываем на фрегате «Авраам Линкольн», чтобы поохотиться за пресловутым нарвалом, о котором ты наверняка слышал. Разве автор «Тайн морских глубин» может отказаться от участия в такой экспедиции?
– Куда господин профессор, туда и я, – сказал Консель.
Через четверть часа чемоданы были уложены, и коридорный отнес наши вещи в вестибюль гостиницы. Я расплатился по счету, распорядился, чтобы мои тюки с образцами были отправлены во Францию, и мы с Конселем прыгнули в наемный экипаж.
Часом позже мы были в Бруклинском порту, где у причала стоял под парами «Авраам Линкольн». Я взбежал по трапу на борт, представился капитану – мужественному офицеру с отличной выправкой, и выяснил, где находится предоставленная нам каюта.
«Авраам Линкольн» был быстроходным фрегатом, оборудованным самыми совершенными паровыми машинами, которые позволяли ему развивать скорость свыше восемнадцати морских миль в час. Внутренняя отделка судна соответствовала его мореходным качествам. Наша каюта располагалась в кормовой части фрегата, короткий проход связывал ее с кают-компанией.
Я предоставил Конселю распаковывать чемоданы, а сам поднялся на палубу. Как раз в эту минуту капитан Фарагут приказал отдать концы. Опоздай я на четверть часа – и мне не довелось бы участвовать в экспедиции, самое достоверное описание которой может показаться невероятным вымыслом.
«Авраам Линкольн» величественно отошел от причала и направился вниз по Ист-Ривер, сопровождаемый сотней катеров и буксиров, устроивших экспедиции торжественные проводы. Набережные Бруклина были полны народа.
В три часа пополудни лоцман покинул штурманский мостик и спустился в шлюпку. Капитан дал команду поднять пары; лопасти винта все быстрее рассекали воду, и к восьми часам вечера береговые огни скрылись из виду.
Теперь фрегат шел полным ходом по темным водам Атлантики.
Капитан Фарагут был опытным моряком, достойным великолепного судна, которым командовал. Но главное – он верил в существование гигантского нарвала и поклялся настичь чудовище.
Команда разделяла мнение своего капитана и с самым пристальным вниманием вела наблюдение за окрестными водами. Их энтузиазму способствовало и то, что капитан Фарагут посулил премию в две тысячи долларов тому, кто первым заметит животное!
Я также проводил целые дни на палубе, и лишь Консель оставался равнодушным к цели нашей экспедиции и не разделял возбуждения, царившего на борту.
Ни одно китобойное судно не могло быть снаряжено лучше, чем «Авраам Линкольн». У нас имелось все – от ручных гарпунов до усовершенствованной американской пушки, стрелявшей четырехкилограммовыми снарядами конической формы на расстояние до шестнадцати километров.
Мало того, на борту фрегата находился Нед Ленд, король гарпунеров. Этот уроженец Канады был искуснейшим китобоем, не знавшим себе равных. Ловкость и хладнокровие, смелость и сообразительность сочетались в нем в равной степени. Неду Ленду было около сорока лет. Это был рослый и крепкий, суровый с виду мужчина, необщительный и вспыльчивый; с его лица не сходило выражение непреклонной воли и целеустремленности. По твердости руки и верности глаза король гарпунеров один стоил целого экипажа.
