Нет, Кирова могли убрать только «свои», чекисты, которых возглавлял могущественный Ягода. А этот деятель принадлежал к «правой» группе Бухарина. Последний вовсе не сложил «оружия» даже после разгрома в 1930 году и последующего за этим «покаяния». Он продолжал быть в оппозиции к Сталину, занимая позиции, близкие к социал-демократическим. Во время своего визита во Францию Бухарин, по свидетельству эмигранта-меньшевика Б. Николаевского, оценивал свои отношения со Сталиным на три с минусом, а в разговоре с вдовой меньшевика Ф. И. Дана сравнил Сталина с дьяволом. При этом «Бухарчик» слил Николаевскому информацию о том, что Сталин тайно контактирует с германским руководством. Позже, в разговоре с секретарем У. Буллитла, бывшего посла США в СССР, Николаевский узнает, что Бухарин «сливал» эту информацию Западу еще в 1935-м. Тем самым он пытался сорвать налаживание отношений между Россией и Германией.
В 30-е годы Бухарин делал особый акцент на антифашизме и, в своих статьях и речах, постоянно апеллировал к некоему абстрактному «гуманизму». То есть налицо были признаки прозападного социал-демократизма, который в 80-е годы погубил КПСС. Тогда ее лидеры взяли на вооружение «гуманный, демократический социализм с человеческим лицом».
Ягода был сторонником «любимца партии». О его приверженности к «правому», т. е. бухаринскому, уклону еще в 1929 году открыто заявил второй заместитель председателя ОГПУ — М. А. Трилиссер. Сам Ягода входил в состав Московского комитета ВКП (б), возглавляемого бухаринцем Н. А. Углановым. А на партучете он состоял в Сокольнической районной парторганизации, чьим секретарем был Б. Гибер —
[- 86 -]
также сторонник Бухарина. Ягода частенько пьянствовал с бухаринцем А. И. Рыковым и Углановым, и это тоже наводит на некоторые мысли.
Понятно, что Ягода не мог не внести свой вклад в дело ухудшения советско-германских отношений. По всей видимости, он специально подпустил «обиженного» Николаева, имеющего контакты с немцами, к «телу» Кирова, отдав соответствующие распоряжения эн-кавэдэшной охране. А чекисты указали на то, что убийца «Мироныча» был связан с немцами и посольством Рейха. Убийство Кирова хотели свалить на разведку Германии и тем самым радикально ухудшить и без того сложные советско-германские отношения. Однако Сталин быстро раскусил замысел Ягоды и приказал прекратить поиски «немецкого следа».
При этом он, как и всегда, сделал хитрый маневр, высказав мнение о том, что Кирова убили зиновьев-цы, т. е левые уклонисты. И данная версия «правым» очень понравилось. Если бы Сталин стал копать под Ягоду, то это вызвало бы их сильное противодействие. А так появилась возможность развернуть кампанию травли «левых» и серьезно укрепить свои политические позиции. После убийства Кирова какая-либо критика «правого уклона» прекратилась, а весь огонь велся только против левых — «недобитых» троцкистов и зиновьевцев. А ведь сам Киров покровительствовал некоторым бывшим зиновьевцам, отказываясь полностью очистить от них партийно-советский аппарат Ленинграда. Показательно и то, что Киров был яростным критиком «правых». На XVII съезде партии он высказался о них крайне зло и уничижительно, фактически выразив свое недоверие. Поэтому его устранение рассматривалось Ягодой как важнейшая задача внутрипартийной борьбы. Ну и одновременно все решили списать на фашистских агентов, убив двух «зайцев» — берлинского и ленинградского. Получилось же несколько иначе. С немцами осложнений не вышло,
[- 87 -]
но началась кампания против зиновьевцев, на волне которой произошел второй взлет Бухарина — в качестве влиятельного редактора «Известий», которые при нем во всю «честили» и «левых», и фашистов, одновременно восхваляя «гуманизм».
Между тем Сталин вовсе не оставлял своих планов сблизиться с Германией и по линии государственной. Понятно, что на НКИД и НКВД в этом деле у него никакой надежды не было. Он вел секретные переговоры с Германией через торгпреда СССР Д. В. Канделаки. Но это все-таки были контакты «второго уровня». Статус торгпреда явно не соответствовал тем грандиозным политическим задачам, которые поставил Сталин. Зато им удовлетворял уровень аппарата ЦК, где на ниве советско-германского сближения трудился Радек.
