Меняю Устав на сапоги!
В Латвии шпионской работой против нашей страны руководил 3-й (разведывательный) отдел латвийского Главного штаба. Ему подчинялся разведывательный пункт в Зилупе, где было сосредоточено непосредственное руководство агентурой и резидентурами в СССР. Политическая полиция как аппарат министерства внутренних дел формально органам 3-го отдела не подчинялась, однако систематически производила подбор кадров разведчиков для внедрения их на территорию СССР.
Латыши тесно сотрудничали со своими коллегами из Польши. В Двинске имелся постоянный аппарат польской разведки, вёдший при полнейшем содействии латвийской разведки и политической полиции разведывательную работу против СССР с использованием связей местного населения и белоэмигрантов [386] .
Вот, например, печальная и поучительная история красноармейца Ивана Кузнецова. Вместе со своими товарищами, служившими на одной из застав Себежского пограничного отряда, он часто ходил в приграничную деревню Могили отдавать в стирку бельё. Там он познакомился с семейством Шарендо, промышлявшим проносом контрабанды. В результате задушевных бесед за рюмкой чая Кузнецов согласился пропускать Шарендо за кордон, а вскоре и сам занялся «бизнесом», посылая через границу с контрабандой местных подростков.
Дальнейшее оказалось вполне закономерным. На пограничника вышел латвийский разведчик Сергуненко. За хромовые сапоги, за 15–20 рублёвые подачки Кузнецов передал шпиону уставы Красной армии, «Памятку пограничника», затем – сведения о составе и вооружении заставы и, наконец, украденный у начальника секретный Устав Пограничной службы.
Дело красноармейца-предателя рассматривалось выездной сессией военного трибунала ЛВО в городе Себеже во второй половине января 1926 года. Вместе с ним суду были преданы 7 контрабандистов, в том числе четверо членов семейства Шарендо [387] . Трибунал признал Кузнецова виновным в шпионаже и приговорил к расстрелу с конфискацией имущества [388] .
В отличие от Кузнецова, бывший царский офицер Николай Долгалевич честно служил своим новым хозяевам. Вначале следователем в рижской внутренней политической полиции, специализируясь на добыче информации о забастовках и рабочих организациях. Затем, получил чин капитана латвийской армии. Занимая должность начальника поста пограничной охраны Люцинского уезда, по заданиям министерства внутренних дел Латвии Долгалевич собирал сведения о вооружении и расположении наших пограничных частей. Наряду с обычными шпионскими заданиями он выведывал фамилии лиц приграничного комсостава, имеющих в Латвии родственников. Разведывательная деятельность Долгалевича продолжалась с октября 1924-го по сентябрь 1925 года, после чего он был пойман с поличным на территории СССР [389] . 25 марта 1926 года военный трибунал ЛВО приговорил его к расстрелу [390] .
26 июля 1927 года при переходе латвийской границы были задержаны вооружённые и с подложными документами Н.П. Строев, В.А. Самойлов и А.Э. Адеркас. Как установило следствие, Строев и Самойлов и ранее по поручению РОВС и иностранных разведок неоднократно переходили советско-латвийскую границу, собирали сведения о расположении частей Красной Армии, о состоянии воздушного и морского флота, о местонахождении военных баз и об общем экономическом и политическом состоянии СССР.
За собранные и переданные сведения шпионы получали гонорар как от латвийской разведки, так и от Кутепова. Кроме того, они были связаны и с французской разведкой в лице полковника Аршана и французского военного атташе в Риге.
Поручения от латвийской и французской контрразведок были чисто военного характера: требовались сведения, освещающие деятельность ОСОАВИАХИМА, МОПРа, а также об организации, комплектовании и дислокации частей Красной Армии. При последнем переходе границы основным заданием тройки агентов являлись организация и проведение террористических актов, направленных против партийных и советских работников.
12-14 сентября 1927 года в Ленинграде выездной сессией Военной Коллегии Верховного Суда СССР Самойлов, Строев и Адеркас были приговорены к расстрелу [391] .
