– Он, конечно, разумнее, опытнее, чем любой Тухачевский, чем любой Уборевич, который является паникером и чем любой Якир, который в военном деле ничем не отличается, – заявил Сталин. – Поставьте людей на командную должность, которые не пьют и воевать не умеют – нехорошо. Есть люди с 10 летним командующим (так в тексте стенограммы. – Н.Ч.) опытом, действительно из них сыплется песок, но их не снимают, наоборот, держат…»[17]
Говоря о наличии на командной работе в Красной Армии таких стариков, из которых из-за их древности уже сыплется, по его образному выражению, песок, и обладающих большим опытом руководства войсками военных округов, Сталин не назвал конкретно ни одной фамилии. Но раз в контексте речь шла о Блюхере, то многие присутствующие на Военном совете вполне закономерно могли отнести слова генсека на его счет, хотя эго абсолютно было не по адресу: маршал всего лишь на шесть лет был старше Якира и Уборевича, и на три – Тухачевского, которых в соответствующих компетентных кругах Европы считали не только талантливыми, но и одними из самых молодых военачальников оперативно-стратегического звена. Чуть постарше (на 3–4 года) являлся Василий Константинович Блюхер и по отношению к некоторым другим командующим войсками военных округов. Из этой категории высшего командного состава самым пожилым (55 лет) являлся командарм 1-го ранга Б.М. Шапошников, однако к нему, видимо, унижающие достоинство слова насчет старости и песка не относились ввиду полнейшего доверия со стороны руководства партии: он только что во второй раз занял пост начальника Генерального штаба, сменив маршала Егорова.
По словам Н.Г. Конюхова, на заседании Военного совета Блюхер сидел в первом ряду и все видели на его лице большое удовлетворение от похвалы Сталина. Были рады и многие участники заседания тому, что один из авторитетных командующих, к тому же Маршал Советского Союза, оказался вне заговора.
Сообщив, что по военной линии уже арестовано 300–400 человек, Сталин высказал обвинение в адрес военных чекистов, заключающееся в том, что дело о военном заговоре они все-таки «прошляпили». Бросил он упрек и руководству партии: «Почему мы так странно прошляпили это дело? Ведь сигналы были! В феврале был Пленум ЦК. Все-таки как никак дело это наворачивалось, а вот все-таки прошляпили, мало кого мы сами открыли из военных, В чем тут дело?»
Причину такого «прокола» Сталин видит в том, что достигнутые в социалистическом строительстве успехи вскружили голову некоторым людям: «Общая обстановка, поступательный рост и в армии, и в стране, и в партии, вот они у нас притупили чувство политической бдительности и несколько ослабили остроту нашего зрения. И вот в этой-то как раз области мы и оказались разбитыми…»[18] Он заявил, что наша разведка по военной линии плоха, слаба и засорена шпионами, что внутри чекистской разведки нашлась целая группа, работавшая на Германию, Японию, Польшу.
– Нужно проверять людей, и чужих, которые приезжают, и своих. Это значит надо иметь широко разветвленную разведку… Во всех областях разбили мы буржуазию, только в области разведки оказались битыми как мальчишки… Вот наша основная слабость. Разведки нет, настоящей разведки… разведка – это та область, где мы впервые за 20 лет потерпели жесточайшее поражение. И вот задача состоит в том, чтобы разведку поставить на ноги. Это наши глаза, это наши уши…»[19]
Если упреки Сталина о слабости разведки касались большинства собравшихся косвенным образом, то другое обвинение – об отсутствии своевременных «сигналов» с мест о недостатках, фактах вредительства, антисоветских действий – попадало, как говорится, не в бровь, а в глаз. Оценив «сигнализацию» с мест как плохо поставленное дело, вождь партии особо подчеркнул огромное значение своевременной информации:
– Плохо сигнализируете, а без ваших сигналов ни военком, ни ЦК ничего не могут знать… Каждый член партии, честный беспартийный, гражданин СССР не только имеет право, но обязан о недостатках, которые он замечает, сообщать. Если будет правда хотя бы на 5%, то и это хлеб…»
