— Я сойду здесь, — сказала мама.
— Я не хочу оставлять тебя на шоссе.
— Я хочу пешком пройти оставшуюся часть пути домой.
Я выключил двигатель и помог ей выйти из машины. Солнечные лучи согревали мне лицо и золотили ей кожу. Ветер взбивал песок и пыль, и я чувствовал, как пересыхает у меня в горле.
— Что ж, думаю — вот и все, — сказал я. — Мам, ты уверена?
Она кивнула:
— Я люблю тебя. И знаю — ты знаешь это. Поэтому могу сказать тебе — прощай.
Мы обнялись и постояли так, обнявшись, и наступил момент, когда надо было отпустить друг друга. Мама двинулась прочь по дороге, пыль собиралась вокруг ее ног, доходя до щиколоток, солнце жгло, и мы оба с ней знали: оно так и будет жечь пустыню, жаркое и высокое, до последних дней человечества.
Когда я вернулся в номер 112, я не поверил своим глазам — на кровати спал Джонни. По бокам у него свернулись собаки, а Том сидел на другой кровати и читал.
— Ш-ш-ш, — произнес он. — Они спят.
— Сам вижу. А что он здесь делает?
Ноги Джонни были в царапинах, в укусах насекомых, была на них и парочка синяков, но в остальном он казался в полном порядке.
— Он удрал, — прошептал Том. — Думаю, он по тебе соскучился.
— И что мы собираемся с ним делать?
— Ш-ш-ш, ты же его разбудишь! — сказал Том. — Мы что-нибудь придумаем. — И после паузы: — Джордан?
— Том?
— Он ведь может у нас остаться, если захочет.
— Давай сначала посмотрим, ладно? У нас столько еще всего не сделано.
— Я знаю, но ведь как было бы хорошо, если бы он остался, правда?
— Господи, ну и семейка у нас получилась бы!
— Звучит великолепно, — согласился Том. — А теперь замолкни.
— Он ведь может и не захотеть остаться.
— Он захочет.
— Не знаю.
— Джордан…
— Том…
— О чем ты думаешь?
— О разных вещах.
— Например?
— Знаешь, как говорят?
— Что говорят?
— Что конец — это начало.
— Так и говорят?
— Ох, ради бога, — сказал Джонни, открыв один глаз. — Не будете так любезны вы оба заткнуть ваши гребаные варежки? — И он выдал нам свою нахальную, полную чувства превосходства улыбочку.
Электра, простонав, заняла более уверенную позицию на кровати. Джои хлопнул пушистым хвостом. А Том обнял меня за плечи. Солнце склонялось к западной стороне неба, заполняя комнату светом. Я представил себе, как мама идет по дороге в город — в волосах пыль, в глазах — надежда. Дорога, почтамт, тень от горы. Волнение и радость, когда кто-то ее узнает, потом еще и еще кто-то. Куда она пойдет? Вернется ли в свою старую комнату? Я вдруг заволновался, и мороз прошел у меня по хребту. Неужели мне суждено задаваться вопросами о ее судьбе всю мою жизнь? Справлюсь ли я с постоянным незнанием? Приму ли окончание без конца? Потом я увидел, как ее приветствуют четыре жены, целуют, ведут в дом. Увидел троих малышей, вертящихся вокруг ее подола. Увидел ее старый фартук, висящий на крючке. Я увидел, как она распахивает дверь в свою комнату. Увидел, как она подходит к подоконнику и гладит лист своего алоэ. Увидел мою маму на коленях. И я увидел себя в ее молитвах.
