Они там развернулись вовсю, загонщики, травившие крупного зверя. После гнусной затравки - доклада Суслова, косяком пошли военные: первым - начальник ГлавПУРа Желтов, за ним, теснясь и состязаясь в угодничестве, хрущевские маршалы Бирюзов, Еременко и другие. В одной упряжке с ними давний недоброжелатель Конев. На шабаше, во что с тридцатых годов превращался в таких случаях форум партии - Пленум ЦК, председательствовал Брежнев. В основном военные жаловались - министр обороны притеснял-де политорганы. Лицемерие выступавших било в глаза, ибо все они больше или меньше натерпелись от политработников за долгую службу в армии. Но что делать, долг коммуниста повелевал им говорить так, а не иначе. В противном случае - отставка. В 1957 году ее боялись не меньше, чем тюрьмы в 1937 году.
Все же они не оправдали полностью высоких надежд Хрущева, главного закоперщика травли министра обороны. "Он, - рассказывал Жуков, - пребывал в своем амплуа: постоянно бросал реплики. Он часто перебивал ораторов и каждый раз в своих репликах и комментариях старался породить недоброжелательное отношение ко мне или вызвать обиду на меня, убедить всех присутствующих в том, что я опасный бонапартист и стремлюсь к захвату власти. Но эту версию никто из военных не поддержал. Поэтому в своем пространном заключении Хрущев был вынужден смягчить акцент этого обвинения и его далеко идущий замысел потерпел провал". Надо думать, клеветники в маршальских и генеральских мундирах осознавали, что за обвинением Жукова в "заговоре" последовал бы суд и прочее, памятное им по расправам с "врагами народа" при сталинщине.
Особые опасения среди них, по-видимому, вызывала реанимация Хрущевым термина "бонапартизм". Они, имевшие за плечами многолетнюю службу в Красной Армии, отлично помнили кровавые последствия применения этого ярлыка в отношении высшего комсостава. С первой половины двадцатых годов ОГПУ-НКВД, легендируя для русской эмиграции и западных спецслужб существование в СССР мнимых контрреволюционных организаций ("Трест" и других), передавала за кордон фальшивые данные о будто бы существующих в Красной Армии военачальниках с "бонапартистским" уклоном. К ним прежде всего относили М. Н. Тухачевского. По замыслу провокаторов ОГПУ-НКВД, противники Советской власти на Западе клюнут на приманку, свяжутся с этими "организациями", что даст возможность поставить под контроль их деятельность. Кое-какие успехи на первых порах были достигнуты, но очень скоро противники СССР в тайной войне докопались до истины, и операции пришел конец.
Интриги ОГПУ-НКВД обернулись чудовищными последствиями. Комиссия Шверника, работавшая в 1961- 1964 годах, в справке Хрущеву 26 июня 1964 года о проверке обвинений Тухачевского и других в измене Родине, заговоре и т. д. спокойно, слишком спокойно констатировала: "Агентура ОГПУ-НКВД распространяла внутри страны и за рубежом слухи о якобы антисоветских бонапартистских настроениях Тухачевского, о группировавшихся вокруг него различных антисоветски настроенных элементах из числа бывших царских генералов и офицеров... Провокационные методы работы органов ОГПУ-НКВД приводили к тому, что распространяемые агентами "компрометирующие" сведения о Тухачевском становились достоянием третьих лиц и возвращались назад в эти органы уже по другим каналам, как агентурные данные. Полученные таким путем материалы, как правило, не проверялись". В упомянутой "справке" указано: "Впервые агентурные донесения о якобы имевшихся у Тухачевского бонапартистских настроениях стали поступать в органы НКВД (ошибка, нужно ОГПУ. - Н. Я.) в декабре 1925 года"!
На основании запущенных самими лубянскими провокаторами фальшивок уже в 1930-1932 годах прошла операция "Весна" - было арестовано свыше 3000 бывших офицеров и генералов царской армии, служивших в РККА, которые почти целиком погибли от рук чекистских палачей. По этому же сценарию развернулись репрессии в Красной Армии в 1937 году с ареста и уничтожения "бонапартиста" Тухачевского и других. По свидетельству А. И. Тодорского: "Через несколько дней после расстрела нарком обороны К. Е. Ворошилов рассказывал нам... что во время казни обреченные на смерть товарищи (Тухачевский и его подельники. - Н. Я.} выкрикивали:
