К Лжедмитрию II стал стекаться «бунташный люд», и он выступил в поход. Ряды воинства самозванца пополнялись казацкими отрядами. Приводили свои дружины польские шляхтичи, хотя король Сигизмунд формально не одобрял это предприятие. Среди польских военачальников выделялись князь Рожинский, Лисовский и Ян Петр Сапега. При Болхове они помогли разбить царское войско.
Лжедмитрий подошел к Москве и в селе Тушине основал свой укрепленный лагерь. Народ решительно не знал, кому верить. Самозванца немедленно признала своим супругом Марина Мнишек. Ему в разное время присягнули Владимир, Кострома, Углич, Ростов, Тверь, Ярославль, Кинешма и другие. Страна раскололась. Не случайно некоторые историки именуют Тушино в тот период «второй российской столицей». По оценкам современников, в Тушинском лагере периода его расцвета собиралось более 50 тыс. солдат.
У Шуйского оставалось не так много средств и людей для борьбы. Его положение было крайне шатким. Москвичи не испытывали к нему симпатий, впрочем, как и к самозванцу. Спасало царя лишь то, что у Тушина было мало сил для штурма Москвы, а еще меньше дисциплины.
Застряв на подступах к Москве, Лжедмитрий II приказал перекрыть дороги, ведущие в столицу, чтобы лишить ее население продовольствия. Юго-западные области уже были подконтрольны самозванцу, полякам и вольным грабителям. Яну Сапеге поручено было перекрыть пути на юго-восток и северо-восток — на Ярославль, Владимир, Коломну, Зарайск, Рязань. Войскам пана Хмелевского, стоявшим в Кашире, было приказано овладеть Коломной. Затем оба отряда должны были соединиться восточнее Москвы.
Однако данный стратегический план захватчиков был сорван. Отряд Хмелевского, не дойдя сорока верст до Коломны, у села Высоцкое был внезапно атакован конным отрядом под руководством ратного воеводы князя Дмитрия Михайловича Пожарского. Он прошел скрытным ночным маршем и, вступив в бой на утренней заре, захватил вражеский обоз и «многую казну и запасы, и многие языки поймал».
Пожалуй, самое время поговорить об одном из главных героев Смуты и командующем будущего Нижегородского ополчения.
Род князей Пожарских был издавна известен. Он происходил от младшего сына Всеволода Большое гнездо и дяди Александра Невского — Ивана. Но информация о Пожарском уделе — владениях первых князей Пожарских — скудна. Этот удел, говорят одни историки, располагался в Суздальском уезде. Другие с большим основанием — вслед за Михаилом Петровичем Погодиным — уверяют, что центром удела было селение в Стародубском княжестве, которое после пожара стало именоваться Погаром, или Пожаром. Возможно, это недалеко от современного Коврова, где сейчас расположено село Троицкое. В приходской церкви этого села, ныне разрушенной, сохранялась как минимум до 1911 года икона Николая Чудотворца, подаренная по преданию князем Дмитрием Пожарским.
Удел выделился из состава Стародубского княжества в конце XIV века. У князя Андрея Федоровича Стародубского было четыре сына, и каждый получил свой удел и свое прозвище. Старший — Василий Андреевич, ставший Пожарским, пал на Куликовом поле. Волость Пожар отошла к его сыну Даниилу Васильевичу, а продолжатель рода Пожарских Федор Даниилович стал последним удельным князем Пожарской волости.
Дед князя Дмитрия, Федор Иоаннович Пожарский-Немой, служил при дворе Ивана Грозного и считался столичным жителем, имея в Москве собственный особняк. Отец героя Смуты — Михаил Федорович Пожарский-Глухой — участвовал в походах Ивана IV на Казань и в Лифляндию, за что был отмечен вотчиной Мугреево.
В годы опричнины Иван Грозный, борясь с боярской оппозицией, сослал на поселение в Казанский край около сотни княжеских семей, в их числе оказались и пять князей Пожарских. Имущество и земли Пожарских были в годы опалы конфискованы и переданы сыну царя Ивану, а Пожар — князю Владимиру Андреевичу Старицкому. Позднее Иван Грозный вернул Пожарским свое благорасположение. Но их карьерные возможности оказались сильно ограниченными, а возвращенные вотчины пришли в упадок за время отсутствия хозяев.
По возвращении из Казани Федор Пожарский вновь оказался на московской службе, участвовал в завершающих кампаниях Ливонской войны в скромном чине дворянского головы. Незадолго до смерти он принял постриг в Троице-Сергиевом монастыре.
