Кавказский бандитизм, не усмиренный и в последующие годы, потребовал со стороны Советской власти применения войсковых соединений. В марте-апреле 1930 года против бандитов был проведен ряд операций при поддержке артиллерии и авиации. Во время войны уже в 1941 году на Северном Кавказе была создана повстанческая организация, насчитывающая 5 тыс. человек. В 1942 году повстанческая группировка, наносившая удары в тыл Красной Армии и совершавшая диверсии, насчитывала до 40 тыс. человек. Из перешедших на сторону врага кавказцев был сформирован Северо-Кавказский легион, чечено-ингушский пехотный полк и карательные отряды. В феврале-марте 1944 г. на территорию Казахстана и Киргизии было переселено более 600 тыс. жителей Северного Кавказа (из них чеченцев и ингушей – около 500 тыс.). За время операции изъято огнестрельного оружия 20072 единицы, в том числе винтовок – 4868, пулеметов и автоматов – 479.
Все это по законам военного времени следовало расценивать как предательство, но массового уничтожения предателей не последовало. Кроме самой депортации, избавившей ряд кавказских народов от необходимости посылать мужчин на фронт, репрессий не последовало. А в 1953 году поселенцы были сняты с учета и освобождены из-под административного надзора МВД. К 1956 году свыше 6 тысяч человек вернулись на Северный Кавказ. В 1957 году в Чечено-Ингушетию возвратились 140 тыс. человек. Гнездо мятежа было восстановлено, к нему были и присоединены Наурский и Шелковской районы, изъятые из Ставропольского края. В 1991 году ельцинский парламент принял закон «О реабилитации репрессированных народов», подогревший дух сепаратизма и межнациональную вражду.
Непротивление мятежу и попытка задобрить мятежников тяжело отразилась на судьбе местного населения Чечни и всего Северного Кавказа. Бандитский мятеж привел к захвату территории Чечни, фактическому ее отделению от России, которое сегодня – состоявшийся факт. За это отделение заплачено 50 тыс. убитых и 300 тыс. изгнанных жителей Чечни нечеченского происхождения, а также «контрибуцией», которая вся Россия (волей ее кремлевских хозяев) платит главарям бандитского анклава – примерно по миллиарду долларов в год. В наше время уже вся территория Северного Кавказа охвачена мятежным бандитизмом: контролем бандитов и этнических кланов над любой экономической деятельностью, терактами и межнациональными столкновениями. Кавказский бандитизм распространился по всей России, захватывая и крупные города, где «гуляет» кавказская молодежь и приобретают собственность кавказские преступные группировки, и малые населенные пункты, которые порой целиком порабощаются уголовниками. Все это – свидетельство Большой Смуты, в которую погружена Россия.
История свершается не только в мыслительных схемах, которыми мы постфактум пытаемся ее объяснять, чтобы облегчить понимание, но и в судьбах людей. В переворотах 1917 года главным были вовсе не партийные дрязги, не митинги и прокламации, не штурм Зимнего, которого, можно сказать, и не было. Персонификация истории, краха Империи заключается в отречении и аресте Николая II, в зверском убийстве его и его семьи. Превращение этой трагедии в исторический анекдот – не просто ошибка. Это упущение нити, которая дана нам для понимания истории и применения этого понимания к современности.
Солоневич писал о Николае II: «Он не был сильным человеком. У него не хватило сил, чтобы выкинуть из своего дворца Гришку Распутина и этим самым обречь на смерть своего единственного сына, и не хватило сил для того, чтобы стукнуть кулаком по столу и повесить несколько тысяч человек, – как это в свое время сделал Петр Великий («что ни зубец – висит стрелец»), не хватило сил для того, чтобы в страшные решающие дни конца февраля 1917 года вернуться на фронт, стать лично во главе любой дивизии – любая дивизия под личным водительством Царя пошла бы на что угодно – и от петербургской швали оставить только рожки да ножки. Да, сил не хватило. Но все-таки – Император Николай Второй был плохим монархом не потому, что он был плохим монархом, а потому, что мы были плохими монархистами. Он был для нас – слишком большим джентльменом». «Я не хочу впадать в елейный тон, в котором принято говорить о Николае Втором, – но все же я думаю, что если он не был самым сильным политиком последних десятилетий России – то самым умным и самым честным он все-таки был. Может быть, – слишком честным для политики. Что стоило ему – приказать повесить убийц Распутина? А из них никто, в сущности, никакому наказанию не подвергся». «Николая Второго – затравили. Затравила пресса, евреи, светские дамы, отчасти и Дума. Но на своем посту он держался до конца. До того момента, когда все его бросили, когда клевета о царице-шпионке и о царице любовнице Распутина прошла и по фронтам, и по тылам, оформилась на трибуне Государственной Думы…» «Можно сказать, что Ее Величество Сплетня одолела Его Величество Царя. Царь – заплатил своей жизнью. Россия заплатила двадцатью годами тягчайших страданий – но сплетня продолжает свое победное шествие».
