Потом был какой-то праздник, Виталик пригласил ее в ресторан и подарил компрессор для автомобиля. Это был неожиданный и очень приятный для нее подарок. Накануне этой встречи Ирина рассказывала ему историю о том, как однажды ночью пробила колесо и боялась выйти из машины, чтобы позвать кого-то на помощь. Кстати сказать, за всю историю их отношений компрессор оказался единственным подарком, который Виталик купил самостоятельно и своевременно. Все остальные подарки Ирине приходилось выбирать самой, и приобретались они обычно не накануне праздников, а гораздо позже.
Мысли приходили и уходили… Статья про мужские измены вещала какую-то банальщину типа того, что надо быть разной и удивлять мужчину в постели, на кухне и в быту. Никакой конкретики, общие слова. Ира практически отключилась…
Раздался звонок мобильного телефона. «Кто бы это мог быть в такое время?» Ирина мокрой рукой потянулась к мобильнику. Номер был незнакомый.
— Алло.
— Добрый вечер. Прохорова Ирина Викторовна?
— Да, это я. С кем я говорю?
— Это сержант 24-го отделения полиции Юго-Восточного округа. Ваш муж, Прохоров Виталий Владимирович, погиб.
«Ваш муж погиб, ваш муж погиб» — стучало у Ирины в висках. Она не запомнила ничего из двухминутного разговора, предшествующего этой фразе. Последующая неделя прошла как в тумане и полном беспамятстве. То ли из-за сильного стресса, то ли из-за таблеток, которые в нее закладывали пачками. Утро. Просыпается в их постели одна. Зеркало над столиком занавешено, на кухне слышен шорох и работающий телевизор. Это не Виталик. Он не просыпается с Ириной вот уже как семь дней. Сегодня — восемь. Ощущение страшной боли. Господи, как больно. Он много лет не ездил на метро. С тех пор как приобрел свою первую машину — старенькую «десятку», он спускался в метро всего несколько раз. Он терпеть не мог метро. Неизвестно, что тогда, неделю назад, заставило его спуститься в подземку. Но именно в тот день прогремел страшный взрыв с террористами-смертниками, о котором сейчас наперебой рассказывали все средства массовой информации. Все это Ирине рассказывал какой-то офицер из полиции, она его так и не вспомнила ни его голос, ни внешний вид. Потом состоялось опознание. Потом — под роспись — выдача личных вещей погибшего. Потом с ней общалась женщина-психолог, она прописала ей таблетки. Потом похороны.
«Боль такая, что хочется кричать. Но кричать нет сил из-за боли. Она пожирает, она повсюду, в каждой клетке моего тела», — рассказывала Ира психологу. Та понимающе кивала. В мыслях осталось только одно: «Моего Виталика больше нет. Он умер».
Ирина осмотрела комнату. Не увидела ни одной его вещи. Рядом с кроватью, как обычно, стоит журнальный столик с ее стороны и торшер с его стороны. На столике всегда лежали его книги по бизнесу и стояла их фотография. На торшере он любил вешать свою рубашку, когда приходил с работы. Ирину это всегда злило. Но сейчас она бы все отдала, чтобы каждый вечер на торшере появлялась очередная рубашка. На комоде перед зеркалом теперь нет его туалетной воды Fragonard, купленной в их последней поездке во Францию. Поездка действительно оказалась последней.
На кухне что-то уронили. Потом открылась дверь и телевизор стал слышен отчетливее. Послышались шаги. Она повернула голову в сторону двери, в комнату заглянула мама.
— Доченька, ты уже проснулась? Пойдем, поешь, я омлет приготовила, папа спустился в магазин за хлебом, сейчас придет. Ну не плачь, милая, не плачь. Давай я принесу успокоительное?
— Мам, почему это случилось со мной? — Она не узнала свой голос, охрипший и очень низкий.
В принципе, это был риторический вопрос, на который нет ответа. И она это понимала.
— Доченька, так Богу угодно, Он один знает, кому, сколько отведено на этом свете. — Мама села на кровать и начала гладить ее белокурые волосы.
— Мамочка, мне не хочется жить, прости меня — не могу больше терпеть боль.
— Милая, она пройдет. Поверь мне, тебе станет легче. — Мамины глаза наполнились слезами. Она обняла Ирину.
— Когда?
— Скоро. Теперь тебе по чуть-чуть будет становиться легче каждый день. Вот увидишь. Потерпи немного.
