13 мертвецов - страница 29
Дима дотронулся до влажной ткани и тут же, скривившись, отдернул руку. В следующий миг раздался шумный вдох и простыня на лице покойного провалилась, будто он широко открыл рот. Дима подскочил и выронил молоток, который все еще держал в левой руке.
– Что, решил все-таки заколотить?
Дима вздрогнул и обернулся. У двери стоял Мурад с двумя стаканчиками кофе. Дима медленно повернулся к гробу. Простыня, накрывавшая покойного, была стерильно-белой. Даже желтый свет не загрязнял ее белизну.
– Что-то на тебе лица нет. – Мурад поставил стаканчики, залез в кузов, взял один и передал Диме. – На, выпей, а я пока прибью.
Дима принял стаканчик и посмотрел на гроб. Все так же – тишина, белизна и неподвижность.
– Вам же нельзя, – напомнил Мурад и, подняв крышку, водрузил ее на гроб.
Удары молотка Дима слушал, уже стоя у кабины.
Что это было? Перед глазами еще стояли образы набухающей кровью простыни и провала на месте рта. И звук… Звук, будто человек пытался вдохнуть после долгой задержки дыхания… Нет, показалось. Все это нервы и усталость.
Диму клонило в сон, и даже перенесенное потрясение не помогло удержаться на поверхности реальности. Под гул двигателя и какую-то южную мелодию он провалился в сон. Ему снился отец. Живой отец. Он сидел на скамейке за домом, который так ревностно охраняли его сестры. Он курил… и плакал. От этого Диме стало не по себе. Он развернулся и хотел уйти, когда отец произнес:
– Зря я приехал.
Дима подошел к скамейке и присел рядом.
– Почему? – спросил он, хотя знал, что отец слышал ночной разговор.
– Сынок, я просто очень долго отсутствовал.
– И что? – На мгновение ему стало стыдно. Несмотря на то что там, в кухне, ночью он говорил злые, плохие вещи, он считал, что отец приехал не зря. – Все мы где-то долго отсутствуем.
Отец улыбнулся.
– Да, сынок, только причины на то у нас у всех разные. Да и родня у некоторых из нас не все готова прощать.
– Батя, плюнь. Тут все дело в доме.
– Я знаю, сынок. Но мне ведь ничего не надо.
– Беда в том, что знаем об этом только ты и я.
– И я, – услышали они голос Иры.
Ирина подошла и села по другую сторону от отца.
– Ну что, батя, поедем отсюда?
Отец вытер слезы, улыбнулся и кивнул:
– Да, и подальше.
– Подальше от этих упырей, – произнес Дима и проснулся.
«Газель» надрывалась, радио пыталось перекричать изможденный двигатель. Дима отвернулся к окну. Горизонт посветлел, предвещая скорое наступление нового дня. Дима вспомнил сон и поморщился. Сон был ни чем иным, как воспоминанием о последнем приезде отца. Ирина и тогда поддержала его. Как оказалось, его отца поддержала только она. Дмитрий же попытался сыграть за обе команды, причем в одной игре.
Он тогда попытался оправдать и себя, и теток. Мол, он сгоряча наговорил лишнего, а тетки защищали наследство. Как заметил классик, москвичей испортил квартирный вопрос. И хотя тетки его не москвички, квартирный вопрос их интересовал самым непосредственным образом. Они не хотели ни с кем делиться. И тогда это могло оправдать их агрессию. Тогда, да. Но после смерти отца агрессия никуда не делась, разве что притупилась слегка и стала напоминать безразличие. Когда Дима сказал им о смерти отца, они повели себя сдержанно, и лишь поэтому он ничего не понял. Но когда он попросил их помочь, все стало ясно.
Они повели себя так, будто их звали на день рождения троюродного племянника кумы. Все как одна работали. Дима даже подозревал, что все они будут работать в одном месте, а начальница у них – старшая сестра. Дмитрий где-то слышал, что горе сближает. Здесь же он видел абсолютно противоположное. Либо смерть брата для них – не горе, либо они объединились, но только против покойного. В общем, тетушки отказались не только помочь с организацией похорон, но и прийти проститься. Упыри! Причем не только они. Он сам не лучше их. Слова, произнесенные им в разговоре с Нелей, возможно в минуты смерти отца, резанули его сейчас, словно остро наточенный скальпель. Он еще тот упырь.
Если бы мне нужна была обуза, я бы…
Что бы ты, мудак? Что? От тебя и требовалось-то звонить пару раз в неделю и узнавать, как здоровье у отца. А то, что он хотел к тебе переехать, так это потому, что видел в тебе опору, защиту. И это нормально. Потому что когда защита и опора нужна была тебе, он дарил их и не блеял о какой-то там обузе.
