Последние несколько шагов мертвецы преодолели едва ли не бегом, резко затормозив у самой лужи в центре покинутого селения. Лааш наклонили паланкин вперед, швырнули груз в грязный овраг, и правитель Каяматпура шлепнулся в черную затхлую воду. Почти синхронно мертвецы размотали бинты на лицах – под маской каждого прятались наросты, поглотившие надбровные дуги, губы и нос – точно такие же, как у Амрита.
– Они… изгои! – хрипел раджа, отплевываясь.
– Да, раджа, они тоже. Я забальзамировал свою семью, а ракшас научил меня, как их воскресить. Всех, кто погиб от твоей руки. Я хранил их тела ради этого дня – чтобы они тоже увидели, чем все кончится. Сидиси… По твоей милости она присутствовать не смогла.
– Что? Что изгой мог предложить ракшасу?
– Свободу, – промурлыкало откуда-то сверху. Асур изящно спрыгнул со скалы, приземлившись в шаге от края оврага.
– Ты! – Удивленно ткнул пальцем раджа. – Где твои цепи? Ты не мог сам… Тебя утащили бесхозные!
– Бесхозные? Ошибаешься, раджа, – ухмыльнулся Амрит, демонстрируя пузырящиеся десны. – У них был хозяин. Тот самый, что приказал перегородить дорогу, снять цепи с ракшаса и убить твоего телохранителя.
– Но как ты…
– Злая насмешка мироздания – ракшасы обладают бесконечным могуществом, но сами им воспользоваться не способны. Я не врал, повелитель! Он действительно лучший погонщик! – расхохотался Вишва.
– Я не понима…
Голос раджи превратился в натужное сипение. Хвосты плети врезались под висячий подбородок – куда-то, где должна была находиться шея. Глаза Хатияры лезли из орбит, он пытался ухватиться за удавку, но сознание покидало его. Лицо посинело, язык вывалился, плеть прорезала кожу, проступили рубиновые капли.
Убедившись, что раджа мертв, Амрит отпустил концы плети и туша тяжело плюхнулась в лужу.
– И это была твоя месть, изгой? – поинтересовался ракшас, – Как неизобретательно.
– Еще нет. Я слышал, у воскрешенных душа остается внутри тела и гниет вместе с ними. Это так, ракшас?
– А я тебя недооценил…
Глаза асура сверкнули, на мгновение его тело стало прозрачным, похожим на клочок утреннего тумана, запахло дождем и серой – ракшас погрузился в загробный мир за душой Хатияры. А потом все стало прежним. Вишва почти нежно коснулся затылка бывшего хозяина, и тот завозился, захрипел в луже, как большой жук.
Труп встал на ноги, его глаза разъезжались в разные стороны. Амрит мстительно вырвал кольцо из соска раджи и наскоро повязал его на плеть.
– Теперь все? – спросил ракшас, облизываясь.
– Вот теперь – все! – кивнул погонщик, усаживаясь на широкие плечи бывшего правителя Каяматпура. Привычно свистнула плеть.
На холмах горели костры, ярко освещая полярную ночь. Вокруг костров плясали шаманы, дошедшие до беспамятства, разодетые в шкуры и маски, украшенные перьями и костями птиц. Воины стояли сплошной стеной, плечом к плечу, притаптывали снег в такт шаманским песням и напряженно вглядывались в кромешную снежно-ледяную тьму, где были видны темные медленно бредущие фигуры.
Впервые в своей долгой жизни великан испытывал страх. Впервые видел, чтобы люди шли против его воли. Впервые кто-то из теплых бросил ему вызов. Великан яростно ревел, и рев его отдавался метелью и стужей. От его ледяного дыхания вставали мертвецы в запретных капищах, куда приносили своих мертвых верные великану племена. Теперь они шли вперед, намереваясь сокрушить мятежников. Разорвать теплые тела и принести в дар хозяину теплую человеческую кровь. Стылая плоть мертвых людей вмерзнет в великана, сделает его сильнее и больше. Но это потом, а пока нужно разделаться с этими мерзкими и жалкими тревожащими его глупцами.
За спиной великана камлали верные ему шаманы. В их ритуалах не было ни огня, ни жизни. Они звенели костяными доспехами, били в бубны, обтянутые человеческой кожей, свистели и выли священные песни. Песни смерти и холода. Их голоса, вырываясь сквозь трещины в масках из оленьих и медвежьих черепов, усиливали бурю. Перед битвой шаманы принесли в жертву дюжину оленей и столько же лучших воинов из числа людей. Они гадали на их внутренностях и костях, предвкушая победу. Но увиденное вселило в них ужас. Принесенные в жертву вставали и шли вперед, наделенные вечной жизнью и волей хозяина. В один ряд с мертвыми людьми вставали олени и медведи, месили снег лапами и копытами, жаждая крови.
