– Добро пожаловать! – и тут же указал на расстеленный ковер: – Если можно, снимите обувь.
Внутри было очень жарко. Работал кондиционер.
– Куртку тоже снимайте, – сказал человек по имени Осман. Увидев, что Гюнель колеблется, он сам снял с нее куртку, резким движением запер изнутри дверь и прижал девушку к себе.
Обомлевшая на секунду Гюнель в ужасе вырвалась из его объятий и заорала:
– Что вы делаете?!
– Как это что делаю? Разве ты не за этим сюда пришла? – сказал так же невозмутимо человек по имени Осман.
– Что вы говорите?! – заикаясь от волнения выпалила Гюнель. – Я не из таких, вы ошибаетесь!
Человек по имени Осман расхохотался:
– Не старайся понапрасну, здесь тебя никто не услышит. Здесь только мы двое.
Он вновь ринулся на девушку.
Гюнель плакала, умоляла. Осман же все твердил:
– Раз пришла – раздевайся. Ты ведь пришла сюда ради пятидесяти манатов? Будь со мной – дам твой полтинник. Сделаешь мне хорошо – получишь все шестьдесят…
Гюнель, дрожа, припала к его ногам, стала умолять:
– Ничего мне не надо, дайте мне уйти, у меня есть два маната, хотите – дам вам и это, только отпустите…
Честно говоря, она не надеялась спастись. Но чудеса случаются. Внезапно в дверь постучали. Осман, не переставая ворчать, открыл дверь и принялся с кем-то беседовать.
Как только Гюнель увидела приоткрытую дверь – изо всех сил ринулась в эту щель и принялась бежать, не оглядываясь. Ей было уже не до скинутой обуви и куртки. Раздающиеся за спиной голоса оставались позади:
– Стой! Кому говорят?! Куда бежишь, сучка?!
* * *
Сюда привели ее мечты о светлом будущем. Получилось так, что здесь она лишилась не только их, но и того, что имела – своей куртки, обуви и последних денег.
Убежать от этого человека как можно дальше… Вырваться из тьмы в свет, где у нее еще есть на что надеяться. Может, вернется Азер или Орхан в ее жизнь… А может, дядя изменит свое отношение к ней и снова станет ей опорой.
Ведь на свете у нее есть еще и мать, сестра, дедушка…
* * *
Вещи, о которых она не могла говорить, вещи, о которых она даже боялась задумываться, оставаясь наедине с собой, снова не давали ей покоя…
Я закончил писать. Около 3-х часов ночи. Рассказ в действительности получился очень короткий. Я даже не знаю, удалось ли мне довести до читателя свою идею?
Всевышний смотрит на тебя глазами человека, по отношению к которому ты поступил нечестно, глазами ребенка, которого ты оставил в слезах, сквозь сердце, которое ты поранил. Он все видит, и будь уверен, рано или поздно тебе придется ответить за совершенные злодеяния. Кажется, я спешил, когда писал этот рассказ. Порой мы, волоча, поднимаем слово на гору и вдруг замечаем: то, что поднимали до этого, скатывается вниз…
Мне все равно не уснуть так рано. Может, заодно и историю со студентами написать, но с большей ответственностью. В спальне у меня очень холодно. В кабинете было теплее…
Свет не горел…
Зажегся…
Распространяясь по комнатам, домам, дворам, а также улицам, световой поток образовал целое море света.
* * *
Ну что ты скажешь?… Снова эта помятая карта. Червовый валет. Не знаю, как эти негодники умудряются тасовать, что эта проклятая карта все время ему попадается.
Он поднес руки под стол и выдавил вторую карту. С открытого уголка заметил черную пометку, нервозно открыл третью, и снова шваль. За 3 карты всего 9 очков. Бубня себе под нос, он все швырнул на стол.
Несмотря на то, что в помещении было прохладно от кондиционера, с него лился пот. И диван, на котором он сидел, скрипел как назло. Уставившись на скуластую физиономию хозяина дома по имени Гоша, который за 10 манатов с каждого сдавал свою квартиру в качестве казино, поднял наверх указательный палец, что означало «неси еще одно пиво».
Манатную бутылку местного пива тот продавал своим постояльцам за 3, что приносило ему дополнительный доход. Играли вчетвером. За ночь выпивали около 6 бутылок на каждого.
Васиф, сидевший напротив, шухарился с Марданом.
– Открыть?
– Открывай!
– Тебе нету хлеба, Марданчик, у меня трояк, 27 очков всего.
– Эй, Васифчик, чик, чик, ты что деньги хапаешь? Осторожно, подавишься. У меня тридцать.
